Пешка
Шрифт:
— Черт! — сказала Аргентайн, переводя дух. — Ну хорошо, ты можешь сделать всем больно. При чем тут мой симб? Мы не нужны тебе, раз ты способен одной мыслью проутюжить весь Конгресс.
— Нет. Так не пойдет. Если я приду туда и заставлю их блевать, они поджарят меня, и все это только докажет, что Страйгер не ошибался насчет псионов. Однажды он уже попытался использовать меня против леди. И я не собираюсь предоставлять ему вторую такую возможность. Мне понадобится запись, доказательство того, что он делает… Как это на самом деле чувствуется. — Я оглянулся на Аргентайн. — Ты сказала, что можешь подавать ощущения в симб, верно? Могу я записать их и вставить в свое шоу?..
Аргентайн
— О Боже… Что ты хочешь?.. Ты имеешь в виду, что ты хочешь от Дэрика, чтобы он разрешил Страйгеру его пытать?
— Дэрик?.. — переспросил я и почувствовал, как застыла Аргентайн, поняв, что проговорилась. — Дэрик не псион, — с легким замешательством произнес я. Из голов музыкантов вытекало любопытство. Аргентайн забилась обратно в подушки. (И если тебе все еще не наплевать на него, ты должна найти способ заставить себя поверить в это.) Аргентайн хрипло выдохнула, потерла висок и посмотрела на меня с благодарностью, но и с дымкой обиды во взгляде.
— Конечно нет… — пробормотала она. — Тогда ты хочешь, чтобы мы записали, как Страйгер избивает до потери сознания другого выродка, да?
— Да. Точно так.
— Господи! Ты настоящий вип. Разве нет? Теперь ты намереваешься подобрать на улице какого-нибудь несчастного ублюдка, который будет настолько жалостлив, что разрешит такому чудовищу, как Страйгер, сотворить с ним…
— Нет. — Мое лицо запылало. — Я уже добыл своего несчастного ублюдка.
Аргентайн осеклась.
— Кто?
— Я.
Она смотрела на меня вопросительно, как будто ожидая, что я засмеюсь и что это просто идиотская шутка.
— О Господи! — наконец выговорила она. — Ты не шутишь.
— А ты считала, что я использую кого-то, чтобы выжать Страйгера? Я не Дэрик, — сказал я, садясь на диван и вытирая потные ладони о штаны. Внезапное всеобщее молчание, как какой-нибудь зверь, тяжело прыгнуло мне на спину.
— Ты сказал… что тебе в этом деле нужен Дэрик. Зачем? — спросила Аргентайн.
— Он должен меня подставить. Страйгер — не идиот. Не могу же я просто прийти к нему и сказать: «Будьте добры, измочальте меня до полусмерти». Все должно выглядеть естественно. Однако если Дэрик предложит Страйгеру добыть меня как жертву, он поверит.
— Но ты работаешь на Та Мингов, на Центавр, — ты спас им жизнь, — запротестовала Аргентайн. Ее мозг все еще бился и метался, как подстреленная птица.
— Уже не работаю. Так думает Страйгер. Дэрик, вероятно, уже рассказал ему, как Харон от меня избавился. Я дегенерат, я совратил леди Ласуль. Я вонючий выродок-насильник — что касается меня и Та Мингов. — Объясняя все это, я слушал себя как какого-нибудь незнакомца, рассказывающего о ком-то еще. — Друзей у меня нет… Никто не защитит… — Моя рука неожиданно и резко поднялась ко рту. Я с усилием опустил ее, заставил себя перестать считать сверкающие камни на расшитой созвездиями тунике Аргентайн. — Страйгер меня люто ненавидит, — продолжал незнакомец с ледяным спокойствием, — так же, как и я его. Все отлично.
Это безумие, — Аргентайн поднялась и пошла в другой конец комнаты. Вдруг, резко обернувшись, она спросила: — Что, если он убьет тебя?
— Я тоже не дурак. Обеспечу себе защиту. Я не собираюсь доводить дело до серьезного. Того, что мне нужно, вполне хватит, чтобы хорошенько врезать этим выскочкам из Конгресса по яйцам. Сомневаюсь, чтобы они вообще когда-либо чувствовали настоящую боль. Выбить из них дерьмо не составит особого труда. Это я смогу выдержать. — Мои губы онемели. Я вскочил на ноги: кромешная тьма внутри меня не давала покоя, заставляя двигаться. — Вы выручите меня или нет?
Все
— Что мы должны делать? — спросила Аргентайн после долгой паузы.
— Научить меня, как использовать симб, чтобы сделать запись. Разрешить воспользоваться вашим оборудованием на один вечер. Это все.
— Тебе потребуется гнездо подключения, переходник.
— Знаю.
Я не мог использовать для входа трюк Мертвого Глаза там, где требовалась запись.
— Аспен, — махнула рукой Аргентайн. Аспен кивнул и отправился за своим медицинским снаряжением.
— Знаешь, это может не сработать, — Аргентайн повернулась ко мне. — Когда я сказала… — ну, о том, чтобы заставлять людей проживать… Никто никогда этого не делал.
Часть ее мозга боялась, что затея не сработает, а другая боялась, что сработает.
Я промолчал, поскольку боялся еще больше Аргентайн. Мои пальцы беспокойно ощупывали потрескавшуюся обивку дивана; наткнулись на что-то твердое: прямоугольный, с закругленными углами, брусок ржавого металла с рядом квадратных дыр на ребре, напоминающий зубастую ухмыляющуюся пасть. Я стал вертеть железку в руках.
— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, как работает симб? — немного раздраженно спросила Аргентайн.
— Нет.
Она, прислонилась к Кироку, как к спинке кресла.
— Мы все тяжело усилены. Если не ошибаюсь, тебе это не нужно, поскольку ты можешь подключаться к нашим головам напрямую. Симб работает так: у каждого музыканта свой репертуар — новые песни, импровизации — словом, все, что они могут выжать из своей системы. Репертуары друг друга не повторяют. Каждый играет свои ритмические фигуры — уникальные, ну ты знаешь, автономные. Но через схему симба они сплавляются в единое целое — в общий узор. Усиление позволяет нам импровизировать — достаточно быстро и гибко, чтобы отслеживать мелодию и, если получается хорошо, поддерживать ее течение и гармонию. — Кироку с улыбкой взглянула на Аргентайн и поцеловала ей руку. — Иногда мы играем так, чтобы слова и музыка каждой отдельной песни ложились в одну и ту же тему: сплетаемся друг с другом, как нити в ткани. — Для наглядности Аргентайн сцепила пальцы. — Иногда кто-то берет отдельную тему, и мы позволяем ей вырваться, взорваться. — Она взмахнула руками. — Но все это идет от одного сердца и вернуться обратно должно в тот же центр, слиться к концу воедино. Это как космос, понимаешь? Расширение и сужение универсума, центробежные и центростремительные силы, движение миров и солнц… — Руки Аргентайн начали описывать в воздухе круги. Сама Аргентайн мысленно унеслась куда-то далеко, забывая, с кем она говорит; не задаваясь вопросом, почему, когда она готовится объяснить самые свои глубины, объяснения с языка не идут — их просто нет. Музыканты заслушались ее словами, потерялись — каждый в своих замкнутых образах чувства внезапного прозрения.
— Как соитие, — пробормотал я.
— Что? — возвращаясь в реальность, спросила Аргентайн.
— Ничего, — я опустил голову, вертя в пальцах железку.
— Ты имеешь в виду секс? — спросила Кироку в глупо хихикнула.
Я, не поднимая глаз, качнул головой.
— Псионы могут это делать. Не часто. Это значит — открывать свой мозг другому полностью, пока не станешь как бы одной личностью в двух телах…
Я подумал о Джули; о том, как наши сознания вспыхнули тогда диковинными цветами, разгорающимися все ярче и ярче… как в одно мгновение бытия вне времени пустота внутри меня заполнилась ответами — всеми, какие я только хотел узнать в жизни, покоем, пониманием, любовью…