Песнь кинжала и флейты
Шрифт:
– А мелодию исцеления знаешь хоть? – тяжело дышал после каждого слова израненный полуорк, уставившись на Диану.
– Нет, кажется, нет, – покачала она головой, будучи весьма раздосадованной.
– Толку тогда от тебя, – хмыкнул он. – Не колдуешь, не дерёшься, не делаешь все эти бардовские фокусы с инструментами… Держись Брома и ныряй в портал сразу, как откроется, – кряхтя поднялся он, и отправился помогать Фарису.
В капитана стражников людоящер вонзил уже с дюжину стрел. Запас колчана начинал подходить к концу, а тот продолжал сражаться со смуглым фехтовальщиком и уверенно одерживал верх. Убил бы таскарца,
Фарис сделал выпад вперёд, но не смог пронзить рапирой броню оппонента. Затем целился в лицо, прямо в забрало шлема, но соперник повернул голову, и лезвие проскользило по металлу, уйдя вбок. Стражник же ногой отпихнул полуорка прямо в ближайшую колонну, сотрясся тем потолок.
Длинноволосый капитан из битвы делал настоящий танец. Вертелся на месте и переходил, грациозно сменяя позиции. Атаковал плечом, напирал, помогал ударами мускулистых ног, едва не выбивая оружие что у Фариса, что у полуорка. Даже в очередном перевороте у колонн пронзил плечо недалеко стоящему Стефану, как тот с криком отпрыгнул прочь и мгновенно затянул себе рану в прорези рясы прикосновением сверкающей ладони.
Даже оставшись один, самый опасный противник по-прежнему оставался наиболее смертоносным. Он будто с лютой самоуверенностью горделиво усмехался, давая таскарцу попытку за попыткой что-либо себе сделать. Но все его выпады оказывались тщетны, никаких серьёзных ран нанести этому типу так и не удалось. И тот левой рукой двинул Фарису в зубы. Глянул на сползшего спиной по истрескавшемуся столбу полуорку, ещё раз ногой тому заехав по челюсти на всякий случай.
А клинком он уже собрался поддеть одноглазого в живот, нанизав по самые рёбра, но на шею ему запрыгнула Ди, принимаясь колоть и резать чётко в месте соприкосновения шлема с наплечниками, где между теми образовывался тонкий зазор.
Держаться ей помогали глубоко вонзившиеся тому в тело древка множества стрел. Словно своеобразная лесенка из опор, удерживающих её вес и не дававших легко соскочить с гладкой поверхности металлической брони. Эльф метался из стороны в сторону, как разъярённый бык на арене летних игрищ.
И подобно тому, как некоторые из этих быков умудрялись своими рогами поддеть незадачливых циркачей-ездоков, так и он сейчас направил клинок назад, пронзил её в живот у правого бедра, провёл по тому, оставляя глубокую, невероятно болезненную рану. А затем ещё прыжком назад своей спиной впечатал её в стену, так что даже громкий девичий вопль вмиг заглушился, и девушка от удара затылком едва не потеряла сознание, бессильно падая в затемнение манящего морока.
Страх быть убитой кое-как не давал ей сейчас потухнуть. Капитан эльфов развернулся, чтобы добить её. Отсечь голову или пригвоздить к стене – в её голове проносились разные варианты безвременной и бесславной кончины. Девушка не чувствовала ни рук, ни ног, не знала даже, держит ли сейчас в пальцах кинжал брата или уже успела куда-то выронить, за что никогда бы себя не простила.
Фарис далеко, едва приходит в себя. Людоящер и вовсе растеряно смотрит, лишившись стрел и не решаясь вступать в ближний бой. Трус, прячущийся за колоннами, вызывал у неё только презрение. А Бром и Лилу были у противоположной стены, даже не поглядывая в её сторону.
Слабым утешением была загоревшаяся огоньком мысль, что, может быть, теперь на том свете она снова встретится с братом. Большая
А ещё она могла бы снова увидеть маму. Знала, что та будет сильно расстроена и будет ругаться, что её девочка пожила всего ничего. И она, и Вир хотели бы для неё лучшего. Совсем на краткий миг ледяной вспышкой серебристой молнии мелькнула мысль, что, быть может, такой кончины не желал бы ей даже отец…
А затем полуорк с разбегу отпихнул командира стражи, крепко пронзив тому бок сквозь ослабевшие звенья кольчуги свой гладиус по самую рукоять. Видимо, в это место того уже неоднократно били, подготовив место под удар. Она читала об этом в какой-то военной книжке, что брат притащил из библиотеки. Ди читала всё, что он ей давал, даже если ей было максимально неинтересно содержание.
Гневный рёв орка кое-как привёл её в чувство. Тёмный ореол затухающего сознания вокруг глаз куда-то исчез. Дыхание, казалось, снова прорезалось после удара. Но тело всё было охвачено какой-то истязающей пыткой. Не было даже понятно, что болит сильнее – свежие порезы или же ушибленная спина. Не переломала ли она себе что-то вообще сейчас… Надо было вопреки всему становиться сильной и подниматься на ноги.
– Он сам бы справился, – недовольно глядел на неё Хагор, подав руку. – Чего ты геройствуешь? Просил же никуда не лезть, стоять в сторонке, – морщился он, глядя на неё и помогая подняться.
И не успела Ди тому что-то ответить, ни возразить, как видела ситуацию, спасая Фариса, ни даже поблагодарить, как лёгким движением взмаха меча откуда-то слева голову полуорку снёс мощным ударом капитан эльфийских стражников.
Девушка так и застыла, будучи ошарашенной этим видом. Лезвие прошло перед ней, словно время замедлилось, нарочно фокусируя её взор на мельчайших деталях, забрызгивая желтоватой кровью. Меч прошёл сквозь все мышцы и кости, будто их не заметил. Будто туша крепыша Хагора была подтаявшим маслом или яблочным желе. Столь легко, столь быстро, столь филигранно. И ровный срез остался там, где ещё недавно крепилась голова живого существа, возможно, спасшего её от неминуемой гибели.
Ди ещё держала его за тёплую руку, не в силах поверить. Горло сжалось, будто кто-то начинал её душить. А безголовое тело Хагора рухнуло вниз, распластавшись на полу сокровищницы, и из крупной раны расходилась вширь лужа густой желто-зелёной крови, коснувшейся вскоре её обуви.
Её охватывала паника. Взор размывали нахлынувшие слёзы от несправедливости этого мира. Дыхание было столь нервным, будто вдох сделать ещё как-то получалось что носом, что ртом, а вот исполнять выдох тело будто бы разучилось. Ноги тряслись, раны кровоточили. Невероятно болела спина, а разум был затуманен от шока только что увиденного.
Раз за разом перед глазами проносился момент обезглавливания: как над её волосами проносится лезвие длинного меча, как оно срубает крепышу голову, будто набитая рука повара рубит стебель сельдерея. Легко и невероятно, быстро, но пугающе до истерики. Вот так был только что рядом, что-то ей говорил, и вот уже его не стало. Как не стало и брата. Словно все кругом бросают её, исчезая прочь из жизни.
– Готово, малышня! Айда прочь из этой преисподней! – громко пронёсся медвежий рык Брома, завершившего своё заклятье.