Песнь ледяной сирены
Шрифт:
Эскилль покинул сначала казарму, потом – крепость, а после – и сам Атриви-Норд. Тень покорно шла за ним в лес. Он не видел этого – чувствовал. Эскилль вбирал легкими студеный сладковатый воздух, напоенный свежим лесным ароматом. Уподобившись ребенку, касался всего, до чего мог дотянуться: хвойных иголок, кустов с алеющими на них ягодами, снежных лилий и даже шипов высунувшейся из сугроба опасной ледяной лозы. Он впервые услышал, как хрустит под его пальцами снег. Хрустит, не тает.
Мир, не отгороженный от него зачарованной кожей перчаток, оказался
Эскилль чувствовал себя молодым волчонком, что впервые увидел этот поразительно белый мир, и резвился на снежном просторе, наслаждаясь каждым новым ощущением.
Жаль, что это не могло длиться вечно.
Реальность отрезвила, заставила вспомнить священное для него слово «долг». Перед самим Крамарком, который не всегда был дружелюбен к огненному серафиму, но все же оставался его родиной. Перед Огненной стражей и ее капитаном. Перед жителями Атриви-Норд, которых Эскилль поклялся защищать. Перед матерью, что дала ему дорогу в жизнь и до последнего надеялась, что он станет хорошим человеком. И, наконец, перед самим собой.
Застыв на месте, Эскилль отпустил тень. Велел ей плыть вперед, мимо живого хвойного леса в мертвый ледяной. Реальность в глазах тени выглядела иной. Плоской, почти лишенной оттенков – в теневой палитре преобладали тускло-серый, тускло-белый и тускло-серебристый, которыми оказались стремительно проносящиеся в воздухе духи зимы. Наверное, ледяная магия окрасила их в такой яркий – для теневой стороны реальности – оттенок.
Впрочем, оказалось, что разглядеть предмет на месте клубящегося сгустка тень все-таки может – если Эскилль заставит ее подобраться поближе и хорошенько сосредоточится. Однако ему было не до экскурсий по Ледяному Венцу. Он искал черную кляксу на снежном полотне.
Вендиго.
Спустя несколько часов Эскилль столкнулся с тем, о чем предупреждала его Ингебьерг. Быть разделенным с собственной тенью – равнозначно тому, что постоянно ощущать фантомную боль. Но хуже другое: долгие блуждания по Сердцевине ни к чему не привели. У тени не было карты, а Эскилль, даже видя ориентиры и метки, не мог их оставлять – и сопоставлять. А потому казалось, что он-тень попросту ходит по кругу.
Похоже, теневой сущности, сущности духа слишком мало, чтобы найти вендиго… Или он просто не знал, где искать. Но был в Атриви-Норд тот, кто мог знать куда больше.
Оставался только один выход. Лишь один шанс.
Глава двадцать седьмая. Отголоски прошлого
– Прошу, дай мне снова ее увидеть.
Неважно, что делала Сольвейг в минувший день: шила ли, играла ли на скрипке, постигая свой дар, отыскивая иные тропки к сердцу ледяной стихии, мысли о Летте ни на мгновение ее не оставляли.
После рабочей смены Льдинка пришла к ней снова – ветер, ставший вдруг подругой, подруга, что порой становилась ветром, напоминая о себе лишь слабым шелестом.
Она кивнула, едва Сольвейг договорила, и снова повела наверх. И
Стоило только Сольвейг переступить порог величественной спальни будущей Белой Невесты, Летта, вся в снегу и мехах, обернулась к ней.
– Милая, как ты здесь оказалась? – удивленно спросила сестра.
Сольвейг растерянно заморгала. Летта подскочила к ней – легкая, живая, воздушная, словно птичка-вьюжница. Заключила в объятия с такой знакомой лучезарной улыбкой, что играла на почти потерявших цвет, полупрозрачных губах. Отстранившись, Летта с нежным ликованием коснулась побелевших волос Сольвейг.
– Ты только посмотри… Моя сестренка стала истинной ледяной сиреной.
Воспоминания – какая-то часть из них – пока еще Летте принадлежали. Просыпались в ней порой, с хрустом взрывая сковавший их изнутри лед. Но церемония, названная Северным Сиянием, сожжет мосты за спиной Летты-сирены, оставив ей лишь один путь и одну роль – Белой Невесты.
Сольвейг позволила себе подольше побыть в объятиях сестры. Казалось, ее обнимает что-то мягкое, наподобие прохладного пледа – рукам Летты недоставало силы. Если Сольвейг не найдет способ остановить Северное Сияние, и эту малость она потеряет.
Мягко отстранившись, она сыграла короткую мелодию. Ее видимым воплощением стала сложенная из снежинок фраза: «Я пришла за тобой».
– Как ты… Как это необычно! – восторженно воскликнула Летта.
Если не замечать, как сквозь ее тело просвечивает пространство Полярной Звезды, можно решить, что перед Сольвейг – прежняя Летта.
– Но что с твоим голосом?
Она не помнила, как Сольвейг кричала, когда у нее похищали сестру. Сольвейг вскинула голову, выискивая взглядом на лице Летты ответ. А помнила ли она, что ее похищали?
Не стала спрашивать – сердце ныло, подозревая правду. Лишь устало вывела в воздухе: «Пойдем домой».
– Я не могу, – со вздохом сказала Летта. – Отныне я принадлежу ему.
«Зачем тебе это?»
Слова Сольвейг казались отстраненными, стеклянными, полыми внутри – там, где должна была полыхать целая плеяда эмоций. Она не могла сполна выразить того, что творилось в ее душе. Потому что там бушевала снежная буря, а в арсенале Сольвейг были лишь несколько кружащихся в воздухе снежинок.
– Хозяин Зимы лишен голоса.Яим стану, – тихо проговорила Летта со странным блеском в полупрозрачных глазах. Каким-то… фанатичным, лихорадочным, не идущим ее милому лицу.
«Белая Невеста начнет Песнь, остальные ее подхватят».
Летта нужна Хозяину Зимы, чтобы продолжить путь свергнутой с трона и связанной с ним крепкими ледяными узами Белой Невесты. Чтобы рассыпать стихию, словно снежные хлопья, по всему острову, разлить стужу, развеять ее над миром. Чтобы окончательно уничтожить Феникса и упрочить власть Хозяина Зимы.