Песнь лихорадки
Шрифт:
— Моих файлов нет. Ни одного. Каждая нота записанной мной песни, каждая конверсия, инверсия, экстраполяция — все пропало. Даже мои вордовские документы с теориями исчезли!
— Как это вообще возможно? — я сидела и гадала, могла черная дыра каким-то образом съесть проигранную нами музыку без остатка. Если так, то она забрала намного больше, чем оригинал музыки, действуя как супер-хитрый шпион, который стер даже заметки Танцора на эту тему.
Он запустил обе руки в волосы, хмурясь.
— Как ты можешь просить меня выдвинуть гипотезу, если я даже не понимаю исходных предпосылок? Черт подери!
— Зачем? Это не сработало. Значит, или сфера вытащила ее из твоего компьютера, или происходит что-то другое, чего мы не понимаем. Зачем воспроизводить провальный эксперимент? — пессимистично произнесла я. У меня были хорошие предчувствия относительно нашей затеи, я ожидала, что музыка что-нибудь сделает — если не заставит сферу тут же исчезнуть, то хотя бы ее уменьшит. Но когда воспроизведение песни не принесло результата, я поддалась унынию.
Танцор нетерпеливо ответил:
— Потому что этот ублюдок, — он выдернул руку из волос и обвинительным жестом ткнул в сторону сферы, — забрал кое-что от меня, и я хочу это вернуть. Это достаточная причина.
Он вскочил на ноги, засунул ноутбук под мышку и размашисто зашагал прочь, не оглядываясь.
Я посмотрела на Бэрронса.
— У меня такое чувство, будто я что-то сделала не так. Я не могу отделаться от ощущения, что эта музыка — то, что нам надо. Но от меня вечно ускользает та часть уравнения с «использованием». Я использую Истинную Магию, усиливая ее своей Фейри-связью с планетой. Пока мы проигрывали песню, я делала то же самое, но это не дало эффекта. И теперь песня пропала. Что я сделала не так?
Он протянул руку и потянул меня наверх.
— Как бы мне ни было ненавистно это говорить, тебе надо пообщаться с Круусом. Я соберу остальных. Встретимся в книжном магазине.
— Зачем собрание? Непохоже, чтобы у нас были новые сведения, — раздраженно произнесла я.
— Провал — это всегда новая информация, и для тех, кто готов периодически справляться с провалами, они становятся ступенями к успеху.
Встретившись с его ровным темным взглядом, я подумала о том, сколько раз Иерихон Бэрронс возлагал надежды на какой-то новый способ положить конец страданиям его сына, лишь для того, чтобы потерпеть неудачу. Сколько тысячелетий он с тихой стойкостью работал над своей целью? Я бы сделала не меньше.
— Я знаю, почему Танцор хочет воссоздать музыку, — продолжил он. — Вдохновение часто озаряет на второй, третьей или десятой попытке. Чем больше умов над этим работает, тем лучше. Остальные могут заниматься черными дырами. Мы разберемся с этим, Мак.
Затем он быстро и крепко меня поцеловал.
Когда он скрылся дальше по улице, я просеялась в КиСБ.
***
План Бэрронса для нашей группы — Дэни, Танцор, я, Круус, Кристиан и Риодан — заключался в том, чтобы уединиться всем вместе в КиСБ, пока мы не найдем ответа. Согласно ему, раз я была так уверена, что решение кроется в шкатулке, нам лишь нужно выяснить, как она работает, выяснить, что именно значит «использовать».
Через несколько минут после прибытия Кристиана и Риодана пришли Дэни и Танцор, выглядевшие до странного тихими.
Когда
Он появился мгновенно: голый, с эрекцией, очевидно, только что занимавшийся сексом. Он тут же одел себя в короткую переливавшуюся радугой тунику и прорычал:
— Да какого ж хрена, что еще?
Прежде чем напряжение сгустилось еще сильнее, я торопливо сказала:
— Мы пытались использовать песню из музыкальной шкатулки, и это не сработало. Нам надо знать, почему.
— Почему вы сосредоточились на этой хрени? — потребовал Круус. — Это не то, что вы ищете. Король так и не сумел закончить песню. Всем это известно.
— Ты даже ее не слушал, — напомнила я. — Откуда тебе знать?
Прошлой ночью он просеялся раньше, чем я воспроизвела для всех песнь.
— Это в любом случае неважно, — сказал Танцор. — Слушайте, — он вытащил из рюкзака шкатулку и протянул мне. — Или, точнее, не слушайте.
Я вопросительно уставилась на него, взяла шкатулку, поставила на кофейный столик и открыла ее, приготовившись.
Ничего не произошло. Нахмурившись, я взяла шкатулку, закрыла и снова открыла. Все еще ничего. Я закрыла ее, как следует потрясла и снова открыла.
Ни единой нотки. Ни треска поломанных деталей — хотя я не считала, что иномирный объект силы имел какие-то детальки.
— Что ты сделал, уронил ее или что?
— Если бы. Когда я вернулся в лабораторию и открыл ее, чтобы вновь начать конвертировать мелодию, случилось это. Песнь пропала, Мак. Очевидно, кто-то решил убрать все ее следы из нашего мира.
Я в замешательстве покачала головой. Какого хрена вообще происходит?
Танцор продолжил:
— Это все равно было бы упражнениями в тщетности. Сегодня, закончив ее конвертировать, я знал, что она не завершена. Она обрывалась на середине совершенно нового мотива, который не был интерпретацией части другого мотива.
— Тогда почему ты вообще написал мне, что она готова?
Он пожал плечами.
— Думай вне стереотипов. Кто я такой, чтобы предполагать, что это не замысел композитора? Возможно, другие миры и расы предпочитают, чтобы их музыка заканчивалась на том месте, которое нам кажется серединой. Возможно, их восхищает оставлять ее незаконченной. Я ничего не принимаю как должное. Так нельзя, если хочешь, чтобы твой мозг выходил за рамки принятых теорий. Но оказывается, что мое первое впечатление оказалось верным, и поэтому все не сработало. Потому что у нас есть только часть, — пробормотал он. — Была часть. Теперь у нас и ее нет.
Я закрыла глаза и потянулась внутрь, усиленно думая. Думая о том, насколько окончательным и странным было, что все следы иномирной мелодии просто исчезли в тот момент, когда я проиграла песню в черную дыру. Она не исчезла, когда мы прослушивали ее частично. Не испарилась, когда Танцор прослушал ее полностью. Мне казалось чем-то запредельным, что может существовать неизвестное злобное существо, таящееся в воздухе, шпионящее за нами, и как только мы подобрались к успеху, оно украло каждую ноту песни вместе со всеми нашими заметками о ней.