Песнь молодости
Шрифт:
Цзян Хуа ничего не ответил, только оглянулся по сторонам.
— Ты чего ищешь? Хочешь пить? Извини, но у меня не на что топить печку. Каждый раз я покупаю еду в городе, а воду прошу у соседей. Сейчас принесу. Подожди.
Цзян Хуа удержал ее:
— Не надо. Лучше я сам схожу куплю пампушек и еще чего-нибудь, и мы закусим, а то скоро уже полдень. Хорошо?
— Ой, как хорошо! — обрадовалась Дао-цзин. — Ты никуда не спешишь?
— До четырех я свободен. А как ты?
— Тоже. У меня много свободного времени. Я еще
— Хорошо. Ну ладно, я сейчас приду!
Дао-цзин принесла от соседей печку. Вскоре вернулся Цзян Хуа с, мясом и пампушками.
— Так много? Это мне на год хватит, — изумилась Дао-цзин.
— Ну, положим, не на год, а на несколько дней хватит. Ведь я же вижу, как ты похудела.
— Твои свертки напомнили мне один случай, — улыбнулась Дао-цзин.
— Какой?
— Помнишь, как ты приезжал ко мне в Динсянь? Тогда я тоже покупала еду, и ты спросил, зачем так много. Уж не возвращаешь ли сейчас долг?
Цзян Хуа рассмеялся.
В комнате стало тепло и уютно. Дао-цзин вскипятила чайник и подогрела пампушки. Цзян Хуа ловко порезал мясо и овощи и поджарил их. Она с завистью смотрела на его быстрые и умелые движения.
Дао-цзин достала чашки и палочки, и они принялись за еду. Поев, Цзян Хуа помог ей убрать со стола и вымыть посуду; причем сделал это так охотно и непринужденно, что Дао-цзин не посмела удержать его.
— Сегодня я еще раз убедилась, что ты и рабочий и интеллигент, — с улыбкой сказала Дао-цзин.
Цзян Хуа посмотрел в чистые, словно горные озера, глаза Дао-цзин. Его тронули ее искренние слова. Что можно было сказать в ответ? Он любил ее, любил давно. Любовь крепла по мере того, как Дао-цзин росла и из сочувствующей революции интеллигентки превращалась в стойкого коммуниста. Однако Цзян Хуа долго таил это чувство и даже пытался гнать его от себя. Что же делать? Как поступить теперь? Ведь она любила его боевого товарища — Лу Цзя-чуаня. Они были бы хорошей парой. Но недавно Цзян Хуа услышал о гибели Лу Цзя-чуаня и о его письме к Дао-цзин. Разве мог он в такой момент говорить о своих чувствах? Нет и нет! Цзян Хуа тяжело переживал за подругу. Он заботился о Дао-цзин, как брат, как верный друг, но ради того, чтобы скрыть свои чувства, не раз умышленно прятался от нее. Прошло два года, и вот сегодня Цзян Хуа понял, что Дао-цзин не только волевой товарищ, но и нежная женщина, которой нужны ласка и любовь.
В ее глазах он видел тоску и печаль. А он сам? Разве он не страдал из-за нее?
Цзян Хуа думал об этом, грея руки над огнем. Он поднял голову, посмотрел на Дао-цзин и что-то хотел сказать, но сдержался. Через минуту он взглянул на часы и спокойно произнес:
— Пора идти. Уже половина четвертого. Встретимся завтра вечером. У тебя будет время?
Дао-цзин очнулась. Казалось, она догадалась, о чем хотел сказать Цзян Хуа.
— Приходи. Буду ждать, — приветливо ответила она.
Около ворот они невольно задержались.
— Приходи.
Когда она собиралась идти обратно, Цзян Хуа удержал ее и достал из кармана деньги.
— Чуть не забыл. Ты плохо одета. Небось все заложила? Вот тебе деньги — выкупи свои вещи.
Глава тридцатая
Утром Ли Хуай-ин собралась идти в библиотеку, поскольку в первой половине дня занятий не было. Вдруг в комнату, стуча каблучками, вбежала изящная и нарядно одетая девушка.
— Ты уже встала? — вся сияя, протянула она ей руку. — Едем скорее на вокзал!
— Что случилось, Хуан Мэй-шуан?
Из розовой сумочки девушка достала телеграмму.
— Ты, глупенькая «королева», ничего не знаешь! Читай!
Ли Хуай-ин пробежала телеграмму.
— А-а, наконец-то едет! Ждала и дождалась? Конечно, поеду с тобой встречать. Ведь «он» едет! — при последнем слове Ли Хуай-ин погрозила подружке пальцем и улыбнулась.
Девушки наняли рикш и отправились на Цяньмынский вокзал. Ехавшая впереди Хуан Мэй-шуан обернулась.
— От Лю я давно получила письмо. Он писал, что окончил в Токио Императорский университет и скоро приедет. Не знаю, почему он долго задерживался. Вчера поздно вечером пришла телеграмма: он прибыл пароходом в Циньхуандао и в четверть одиннадцатого будет в Бэйпине. Ой, скоро десять! — посмотрела она на часы. — Я сегодня пропустила две лекции. Скажу по правде: он для меня дороже самого бога. — Хуан Мэй-шуан вдруг затопала ногами по дну коляски и резко закричала: — Скорей! Вези живее! Опоздаем к поезду!
Но проехать дальше им не удалось. На площади перед вокзалом что-то произошло. Бросалось в глаза множество полицейских в черных мундирах. В руках у них были плети, которые, словно коричневые змеи, зловеще извивались над головами людей.
Доносились женский и детский плач и грубые окрики:
— Разойдись!
— Все — в зал ожидания!
— Очистить площадь!
Прохожие разбегались по сторонам, а многочисленные пассажиры с узлами и чемоданами торопились укрыться на вокзале. Вместе с другими подруги протиснулись в здание вокзала. Хуан Мэй-шуан потянула за рукав Ли Хуай-ин и направилась к перронной кассе. В это время над ее головой просвистела плеть.
— Куда? — полицейский с перекошенным от злобы лицом готов был пустить в ход плетку, но тут заметил, что имеет дело не с бедняками из деревни или мелкими лоточниками, а с богатыми девушками. Его рука опустилась.
— Извините! — заискивающе улыбнулся он. — Подождите, пожалуйста.
Пустой в иной день зал на этот раз был забит битком. Выход на перрон охранялся полицейскими.
Хуан Мэй-шуан сморщила нос:
— Какая вонь! Кого сюда пускают?! Хуай-ин, давай подождем у выхода. Да еще тут эти!.. — Она сердито посмотрела на полицейских.