Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
– Ахахаха!
– Рихард, ты есть успокоиться...
– Хахаха!
– Рихард, ты есть молчать, пожалуйста. Этот хроссе потекс, несомненно хорош, но...
– Йоганн, тихо! Хватит дурить и нести всякое.
– Ыхыхы!
От хохота на глаза выступили слезы, Дикон согнулся пополам, и обступившие его унары рассматривали бедолагу с сочувствием, не вполне понимая, дать ему стакан воды или пощечину, потому что с подобным в основном ни один не сталкивался в прошлом. И вот, наконец, когда закололо в боку, резкое веселье сошло на нет и голос тоже сел. Изначальная Тварь превзошла
– Это не я, - сообщил Паоло, пожалуй излишне радостно.
– И не я, - взволнованно заявил Норберт, - и не он, - поспешно и не глядя махнул огромной ручищей в сторону брата, едва не задев того по носу.
– И не я, - важно и громко изрек Карл.
– Конечно не ты, - со знанием подтвердил Северин.
– Тут действовал гимнаст, не иначе.
– Гимнасты в Лаик?
– вежливо поинтересовался Валентин.
– Ага, - хрипло подтвердил Дикон.
– Кто сказал, что поступают сюда юнцы без разбойного прошлого?
Повисло нехорошее молчание и несколько унаров, за исключением тех беззаботных однокорытников, что продолжали рассматривать творение Сузы-Музы с отсутствующими выражениями лиц, повернулись к нему. Северин, Константин, Анатоль, и, к ужасу надорца, Валентин.
– Унар Ричард, вы подозреваете одного из нас в совершении этого деяния?
– спокойно спросил последний.
– Да, унар Валентин. И вы знаете, кого.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Интересно...
– протянул Паоло, присоединяясь к обступившим Ричарда людям.
– Это получается, что у вас есть подозрения?
– Есть, но я не имею оснований докладывать о них, не проверив, - кратко отозвался Ричард, не переставая прожигать взглядом Придда.
– Ложь!
– ощерился Эстебан.
– ты мне говорил то же самое неделю назад, и что, все еще проверяешь? Я не верю! Тебе известно больше, чем другим, так расскажи. Мы не будем вершить самосуд, так и быть уж...
– Я вас попрошу не обращаться со мной, как с приятелем, - принял вид оскорбленной невинности Дикон. Больно и тоскливо, но произнести эти злые отталкивающие слова стало необходимым, чтобы уберечь самого же Эстебана. Чтобы Изначальная Тварь не считала сына обер-прокурора слабым местом Окделла и не нанесла удар.
Побледнев, несмотря на природную смуглость, Эстебан дернулся, словно от удара.
– Значит, вот как, унар Ричард... Герцогская гордыня взыграла в вас! Я знал, что так закончится!
– Считайте это чем хотите, - и вновь душа сжалась, но идти на попятный Дикон не хотел. Приближалось нечто страшное, и преодолеть это он должен был в одиночестве, а потом Эстебан выслушает оправдания и объяснения, если захочет
– Ты знаешь!
– Альберто схватил юношу за плечо, - так говори!
– Нет! Это касается только двоих человек.
– Что за бред, - вздохнул Арно, недоуменным взглядом окинув тех однокорытников, что окружили Ричарда полукольцом, казалось, готовых немедленно схватить и пытать его, чтобы добиться правды.
– Успокойтесь, придите
– Но...
– У меня завелся вор! Сегодня после обеда он меня обокрал! Здесь!
Последний возглас принадлежал ворвавшемуся в трапезную Арамоне, который желал каждого встречного посвятить в свое несчастье. Унары тут же построились в ровный ряд, дабы не злить распущенностью и без того разъяренное начальство, и поникший Эстебан с повышенным интересом рассматривал каменные плиты пола. Ричарду стало очень стыдно перед ним, и он решил сделать все, чтобы этой ночью товарищ пребывал вне опасности. Он будет спать, а Дикон поборется с Тварью, как и положено Повелителю.
Тем временем капитан Арамона демонстрировал потрясающую силу своих голосовых связок, а также обучал их разнообразным проклятиям, видимо, почерпнутым в тавернах за свою долгую и полную недурного пьянства жизнь, а унары молча стояли и смотрели, постигая азы сквернословия. Когда же он, послушавшись ценного совета до сих пор недоумевающего Арно, увидел покачивающиеся над головой подштанники, то попытался продемонстрировать подопечным основы танцевальных прыжков, но получилось в итоге не очень хорошо.
Тем не менее, в этот раз залились хохотом все - разумеется, кроме бедного охрипшего Ричарда, который мог только улыбаться за компанию, потому что немилосердно свербило в горле. А потерпевший неудачу Арамона продолжал отплясывать под своими панталонами и орать, так что юноша с сочувствием подумал, что сейчас он тоже охрипнет. Или у него все-таки луженая глотка?
Эстебан не смеялся тоже - он был слишком огорчен. Чего не скажешь об его друзьях.
– Ату его!
– крикнул Северин.
– Вперед, они не уйдут!
– подтвердил Константин.
– Брать живым!
– На штурм!
– гудел развеселившийся Карл.
– За Талиг и кровь Олларов!
– прохрипел Дикон из последних сил.
– Руби! Бей! Коли!
– подпрыгивал Луиджи, желая казаться выше.
Притащившие лестницу слуги махнули ей пару раз, то ли случайно, то ли намеренно, едва не задев крикунов, и с чувством выполненного долга принялись снимать панталоны с крюка. На это понадобилось два стола, окованный железом сундук, лестница и примерно полтора часа времени. Еда, как мысленно и печально подытожил Ричард, давно остыла, а жаль. С Тварями на пустой желудок особо не повоюешь.
Стук маятника. Молчание. Сооружение из панталон, отброшенное к камину, словно нижняя часть разрубленного человеческого тела. Багровые отсветы и огонь. Приготовления к страшной смерти - или справедливому наказанию.
– Повелитель!
– Иди к нам!
– Мы заждались. Вековой камень плачет.
– Нам больно.
– Повелевай нами, Надорэа!
– Мы будем верны тебе, пока будешь верен клятвам ты!
Он верен клятвам, но в то же время, ради спасения клятвы и товарища, оттолкнул этого самого товарища не так давно, зачтется ли Надорэа это? Говорили камни, с горестью и мольбой в нестройных разных голосах, и в этот момент Ричарда Окделла обуял ужас, смешанный с дикой радостью. Грядущая черная ночь готовит ему серьезное испытание, вместо ритуала на каменном утесе, и он обязательно пройдет его.