Песнь о наместнике Лита. Тревожное время

Канра Дана

– Здравствуй, сын, - мертвый Эгмонт почти не размыкал губ.
– Ты ввязался в благое, но очень опасное дело. Хочешь предотвратить смерти двух мужчин, но потом вместо них, в предизломном году могут погибнуть двое невинных детей. Или же - две невинные женщины.

– Я готов, - голос предательски срывался от волнения.
– В полдень и полночь, на закате и на рассвете.

– Хорошо.

Отец не удивился и не рассердился. Процессия продолжала медленно идти вперед, приближаясь к равнодушной ледяной стене.

Глава 11. Туманность очевидности

–

Камень серый, камень белый, камень красный, камень желтый, расступись перед своим Повелителем. Лэйе Литтэ.

Стена зашевелилась, камни раздвинулись с легким скрежетом, и открылась продолговатая, похожая на арку, дыра, достаточного размера, чтобы в нее влез человек телосложения Ричарда. Главное, чтобы потом не закрылась обратно, но нет, лишь он шагнул в нее и обернулся, понял, что все осталось прежде. Злая зелень болотного огня продолжала гореть в его бледной руке, обжигая вместо жара холодом, и это пронизывающее до костей ощущение сильнее всего давало надежду на то, что Ричард Окделл вернется обратно живым.

Отец молчал, а в скором времени и вовсе исчез, вместе с прочей призрачной процессией, стих и ровный гул, но зато Ричард прошел через стену. Тем не менее, товарищи не спохватились и не бросились вдогонку - наверное, потому, что призрак, временно обретший человеческий облик и подобие плоти, отвлечет их. Сзади раздался отчетливый крик Паоло, удерживающего призрака, что стремился нагнать ушедший ряд и дать наглецу, выпихнувшему его оттуда, по наглой поросячьей морде.

– Стой! Стой же!

– Ричард! Куда ты? Квальдэто цэра! Очнись же! Что с тобой такое?

Медлить времени не осталось, и настоящий Дикон, бросился вперед, на изгнание Сузы-Музы, хоть и не знал, правильно ли поступил, давая согласия на опасное спасение невинных душ. Знать бы еще, кто будет этими двумя детьми или двумя женщинами, только отца уже не догнать. Ричард Окделл остался один в глухой черной ночи, посреди пустого лаикского коридора, и теперь не знал точно, куда повернуть.

Едва глаза привыкли к тьме, он направился направо, и сразу же из темноты навстречу юноше кто-то выскочил, они врезались друг в друга, и от неожиданности Ричард вскрикнул. Некто цепко сжал его руку, призывая к молчанию - ничего не оставалось делать, как успокоиться и с надеждой вглядываться при зеленоватом свете в плохо различимое чужое лицо.

– Тан Ричард, а в эту ночь я могу обращаться к вам только так, - хрипло проговорил запыхавшийся отец Герман, - нам шум ни к чему. Тем более, нет ничего тише крика и очевидней туманности.

– Хорошо, - горло сдавила полузабытое удушье из детства, и Ричард с трудом просипел.

– Дайте мне руку.

Ладонь клирика оказалась такой же горячей, насколько холодной была свеча, и, прежде чем начали идти, отец Герман вдруг прерывисто охнул и с силой ударил унара по второй руке. Зеленый воск выскользнул, расплылся по полу и мгновенно растворился в ночной черноте, где-то на полу, словно его и не было.

– Тан Ричард, зачем вы схватили эту дрянь? Это мертвь, скверна!

– Мне нужно было выбраться из галереи, не ругайтесь.

– Ну, тогда не обижайтесь в предизломном году, если вас по ошибке назовут остывшим, - голос у отца Германа подобрел.
– Идемте.

Впереди расстилались длинные узкие коридоры, по которым не пройдешь, не впечатавшись лбом в острый угол стены,

но где-то отец Герман подобрал холодный подсвечник и зажег все четыре свечи в нем от тех золотистых свечей, чьи рыжие огоньки плясали в коридоре. По пути Дикону было, над чем подумать: пугает его клирик или знает, что говорит? Догадался ли он, как спасти невинные души или додумывать план придется самому Ричарду? Конечно, герцог Окделл не мог назвать себя отъявленным лентяем и был согласен поработать мозгами, но опасался, что времени на благие дела почти не осталось.

– Я проследил за Сузой-Музой - он что-то сделал с бутылкой, которую спустил в каминную трубу, - торопливо излагал священник.
– Вы не трогали пробку?

– Не успел.

– Плохо дело. Древняя кровь могла бы спасти вас, но среди узников ни одного представителя старой знати.

– А Катершванц?

– Надорэа существуют гораздо больше, тан Ричард. Не мешайте мне думать.

И Ричард старательно не мешал, пока они шагали вперед по извилистым коридорам и неудобным лестницам - то вверх, то вниз. Если днем в Лаик легко заблудиться, чего уж говорить о ночи, и его спасло от случайной беды лишь то обстоятельство, что отец Герман крепко держал юношу за руку. Чем дальше они шагали, тем сильнее становился ощутим мерзковатый запах гниющих лилий, и тем чаще священник замедлял шаги. Вот и снова они остановились. Прислушались.

Тише. Медленнее. Осторожнее. Возможно, своей цели они достигли, но главное при этом не выдать себя, а потому Ричард Окделл, с детства имевший не самую герцогскую привычку топать при быстрой ходьбе или беге, не хуже, гербового зверя, сейчас шагал чуть слышно, потому что спугивать Тварь в чужом теле нельзя. А отец Герман молчал, тяжело дышал и время от времени сжимал руку Ричарда, если тот пытался по случайности или незнанию свернуть не в тот коридор.

Наконец они остановились у входа в распахнутое большое помещение, из которого веяло холодом и несло то ли затхлостью, то ли мокрой пылью - видимо, здесь тоже давно никто не обитал. В этот раз пораженный Ричард рванулся вперед и чуть ли не втащил за собой священника. Остановившись на пороге, они увидели Валентина, замершего в кругу из зеленых свечей.

– Разрубленный Змей!
– невольно вырвалось у Ричарда.

– Тан Ричард, держите себя в руках.

– Эта гадость убивает Придда, понимаете? Сейчас в этой комнате вспыхнет пожар из задетого скверной зеленого огня, в нем сгорит его душа. Потому что Твари не едят Повелителей, она сама мне сказала...

– Да ну?
– перебивший Дикона голос звучал по-старушечьи и почти плаксиво.
– К твоему сведению, Надорэа, этот щенок - не Повелитель.

– Врешь. Нашел увертку перед Синеглазой...

– Не Повелитель он. Я ж говорю - нравятся мне Придды, вкусны на зубок, хе-хе... Еще с древних времен ими питалась, покуда не подались в олларианство. Старое семейство, но не Волны, понятно?

– Отпусти его, иначе я...

– Ой, делай ты, что хочешь, Надорэа, - теперь голос принадлежал Валентину, но в нем присутствовал мерзковатый смеющийся свист.
– Только телу навредишь, а его не спасешь, и...

– Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их не было, - твердым голосом произнес отец Герман.
– Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их не было. Тан Ричард, вы знаете, что говорить?