Песнь о наместнике Лита. Тревожное время
Шрифт:
Что теперь сказать Эстебану, решившему, что он, как никто другой, достоин быть оруженосцем Первого маршала?
– Слушай, Эсти, - от волнения голос стал хрипловатым, - я понимаю, что тебе важнее воинское звание и почет, и приближение к Ворону. А мне обязательно нужна его помощь, потому что по его милости у меня нет отца. Что делать с Надором, я пока не очень понимаю, и только Ворон сможет мне подсказать и помочь. Как я склонен предполагать, он не лжет, и не будет лгать в дальнейшем.
Эстебан склонил голову, нахмурился и несколько минут думал, принимая единственно верное решение. Стук часов показался Ричарду громче и неприятнее, по спине побежал ряд мурашек. Неужели за одну хорошую
– Хорошо, - с небывалой решимостью болью в голосе сказал Эстебан, - я согласен. Стану оруженосцем какого-нибудь придворного шаркуна и забуду напрочь о военной карьере, но...
– Но?
– Пусть твои сестры подружатся с моей?
– даже не пожелал, а попросил Колиньяр, и в его глазах заплясали золотистые солнечные лучи.
– Анни одиноко одной в поместье, хоть скоро ей и предстоит быть представленной ко двору...
– Хорошо, - Ричард не раздумывал.
– Пусть.
И на его иззябнувшем сердце впервые за несколько последних месяцев стало тепло и радостно.
Такое состояние юноша испытывал в течение нескольких следующих дней, и пожаловаться ему было совершенно не на что, не считая легкого беспокойства за Надор. Казалось бы, все идет, как нельзя лучше, только в следующий выходной следовало это проверить.
На экзамене Ричард решил проявить доблестную бдительность и заглянул в глаза преспокойного унара Валентина, надеясь, что они сохранили прежний чисто-серый цвет, и ему повезло. Действительно блестяще-лиловый больше не возвращался, Тварь была с позором изгнана, в чьей-то личный посмертный Лабиринт, но Ричард смутно подозревал, что им еще предстоит встретиться снова, быть может до Излома, а может и в его посмертии. В любом случае, во время экзамена размышлять стоило вряд ли - юноша чуть не уронил шпагу.
Ментор фехтования посмотрел на мельчайший промах молодого северянина, затем на Арамону, присутствующего рядом, словно молчаливо спрашивая разрешения, принимать ли экзамен и ставить ли за него хорошую отметку, учитывая, что фехтование с близнецами Катершванц Ричарду худо-бедно удалось. И толстяк, скорчив ненавидящую физиономию, махнул рукой, показывая: этот результат можно зачесть, как хороший, хоть и унар - свинья порядочная.
Потом, когда ничего исправить было уже нельзя, наступили долгожданные выходные, и Ричарду, несмотря на его вернувшуюся неприязнь к Ларакам, просто необходимо было встретиться с Реджинальдом. В конце концов кузен не был виноват в кознях своих родственников, и потому судить его не стоило. Когда они встретились, Наль завёл старую песню про старый замок и про гончих, но Ричард слушал с небольшим интересом Хотя разумеется состояние Надора волновало его немало, но приходилось сдерживать свое нетерпение и слушать что говорит Реджинальд. В конце концов, он мог случайно узнать что-то о планах дяди и нечаянно проболтаться. Конечно, Ричард в такое счастье даже и не верил, а только попытаться всё равно стоило.
– Хватит тарахтеть, - сухо сказал Ричард, когда они ехали по городу.
– Лучше скажи ты говорил с эром Штанцлером?
– Я?
– от удивления Реджинальд натянул поводья и его мерин остановился.
Хитрить кузен вовсе не умел, и все, что хотел скрыть, сразу же проступало на его пухлом озадаченном лице маской страха, поэтому юноше оказалось так легко раскусить его. Ричард не сердился, скорее, чувствовал себя обманутым другими людьми, а не кузеном. Наверняка старый подлый кансилльер велел ему держать язык за зубами, но тот то ли из-за плохого старания, то ли из-за желания оставаться честным выдал себя с первых минут.
–
– Давай зайдем куда-нибудь.
– Давай не заговаривать мне зубы. Что сказал эр Штанцлер?
Кузен смутился, потупился и что-то путано принялся бормотать, а Ричард, не желая его подгонять, посмотрел на вывеске харчевни «Право господина». Отвратительная картинка с усатым дворянином в богатом плаще и тремя несчастными унижающимися девушками, и еще более мерзким подтекстом. Ричард Окделл не терпел, когда унижали женщин, и подозревал, что не все знает об отношениях родителей, в которых унижена была его бедная мать, поэтому точно знал, что когда женится, будет вести себя с супругой на равных.
В четвертый раз уточнив, не хочет ли Ричард есть, кузен тяжело вздохнул и принялся рассказывать.
– Понимаешь, в чем дело... Тебя отправят в Надор послезавтра. На Высоком совете Дорак запретил дворянам называть твое имя на Фабианов день.
Ричарду очень захотелось подпрыгнуть повыше и желательно опуститься обратно в седло, а не на камни мостовой. Хоть он и Повелитель Скал, жестким белым камням не прикажешь стать мягче пуха, иначе они сразу перестанут быть камнями. Значит, разговор с Рокэ Алвой имел потрясающий успех - или Алва просто упомянул кардиналу, чтобы донимавшего его юнца никто не выбирал, и тогда юный Окделл действительно поедет домой с сопровождением. Но нет. Вряд ли Алва просто так поехал говорить с кардиналом, без задней мысли, потому что произвел впечатление честного и не лживого человека.
– Отлично, Наль!
– с сильным восторженным чувством произнес Ричард Окделл.
– Я все-таки очень проголодался. Поехали куда-нибудь, кроме этой харчевни, отметим это обстоятельство.
Глава 17. Крысиный марш
Теперь все было хорошо - причем до такой степени, что вернувшийся с прогулки Ричард Окделл с трудом удерживался от радостных танцев, зато его улыбка казалась неосведомленным людям настолько широкой и счастливой, что они обходили его стороной. Особенно шугались Константин и Северин, а еще Валентин отводил взгляд, словно боясь, что Окделл его сейчас покусает от переизбытка чувств. Но юноша не обращал внимания на это: он был полностью поглощен ликованием и восторгом, поэтому на радостях ушел в библиотеку, чтобы с комфортом искать древнегальтарские книги, и в итоге остался без ужина.
– Разрубленный Змей!
– пожаловался неведомой травмированной зверюге Ричард, выскочив из библиотеки.
Итоги дня: он узнал хорошую весть от Реджинальда, не нашел ни одной гальтарской книжонки, даже самой пыльной и задвннутой в дальний угол полки, и остался голодным. Последнее обстоятельство сейчас казалось обиднее всего, потому что гальтарщины Ричард начитался и в Надоре, будучи ребенком, а вот еды никто не принесет. Уж на что Тварь лояльно отнеслась к пленникам Арамоны, сейчас можно было даже не рассчитывать на ее услуги, и, подумав это, Ричард Окделл тихо рассмеялся. Он отдал бы многое, чтобы не встретиться с лиловоглазым чудищем снова.
Позже, явившись в свою комнату, юноша сел на стол и принялся думать, где бы разжиться хотя бы парочкой сухарей, а потом вспомнил, что они у него есть. Точно! После той злополучной ночи с Тварью и выходцами, когда Арамона оставил без ужина всех унаров, Ричард, Эдвард и Оливер решили проявить чудеса запасливости и прихватить из трапезной лишние кусочки хлеба, дабы отложить на черный день. Ведь кто знает, какие глупости взбредут в голову начальству - стало быть, надо себя обезопасить от подобного, и поэтому взятые с общего стола ломти каждый завернул в чистую бумагу и положил в самое сухое место своей комнаты.