Песнь об Ахилле
Шрифт:
— Да. Но это не его вина. Я забыл сказать, что хочу, чтоб он был моим спутником.
Ферапон — так он это назвал. Собрат по оружию царевича, связанный с ним кровавой клятвой верности. Во время войн эти люди были почетной стражей, во время мира — ближайшими советниками. Это было большой честью; вот почему мальчики всегда толпились вокруг сына Пелея — они надеялись попасть в число избранных.
Глаза Пелея сузились. — Подойди, Патрокл.
Ковер под моими ногами был толстым и пушистым. Я преклонил колена перед Ахиллом. Я чувствовал
— Ахилл, я уже давно пытался подобрать тебе спутника, но ты всегда отвергал их. Почему вдруг этот мальчик?
Этот вопрос мог бы задать и я сам. Мне нечего было дать этому царевичу. Отчего вдруг он делает мне подобное одолжение? И Пелей, и я ждали ответа.
— Он умеет удивить.
Я взглянул на него, насупился. Он, похоже, единственный, кто так думает.
— Удивить, — повторил Пелей.
— Да, — далее объяснять Ахилл не стал, хоть я надеялся на объяснение.
Пелей задумчиво почесал нос. — Мальчик — изгнанник, с темным прошлым. Он не добавит блеска твоей репутации.
— Этого мне и не нужно, — отвечал Ахилл. Без гордости и похвальбы. Откровенно.
Пелей это признал. — И другие мальчики станут завидовать тому, что ты избрал этого. Что ты им скажешь?
— Ничего не скажу, — незамедлительно последовал простой и краткий ответ. — Не им решать, что мне делать.
Я почувствовал, как кровь забилась в моих жилах, в страхе, что Пелей разгневается. Но этого не случилось. Взгляды отца и сына встретились, и легкая тень удовольствия промелькнула в уголке губ Пелея.
— Встаньте, оба.
Я встал, трепеща.
— Мое решение таково: Ахилл, ты принесешь извинения Амфидамасу, и так же поступит Патрокл.
— Да, отец.
— Это все, — царь отвернулся к советнику, отпуская нас.
Выйдя из залы, Ахилл снова оживился. — Увидимся за ужином, — сказал он и повернулся, чтоб уйти.
Час назад я был бы рад избавиться от него, но сейчас, как ни странно, я почувствовал себя уязвленным.
— Ты куда?
Он остановился. — Тренироваться.
— Один?
— Да. Никто не должен видеть, как я учусь сражаться, — сказал он, словно о чем-то обыденном.
— Почему?
Он задержал на мне взгляд, будто что-то взвешивая. — Моя мать запретила. Из-за предсказания.
— Какого предсказания? — О таком я не слыхал.
— Что я буду лучшим воителем своего поколения.
Звучало это, как выдумка маленького ребенка. Но произнес он это так обыденно, будто просто называл свое имя.
Я собирался спросить «И что, ты лучший?» Но вместо этого выпалил: — Когда это было предсказано?
— Когда я родился. Прямо перед рождением. Илифия явилась и сказала матери.
Илифия, богиня деторождения — говорили, она приходит перед рождением полубогов. Тех, чье появление на свет слишком важно, чтобы полагаться на случай. Я и забыл. Его мать — богиня.
— Об этом знают?
— Кто-то знает, кто-то нет. Поэтому я и иду один. — Но
— Тогда увидимся за ужином, — сказал я наконец.
Он кивнул и пошел прочь.
Он уже сидел, когда я пришел — устроившись за моим столом в обычном окружении мальчишек. Я и ожидал, и не ожидал этого — это приснилось мне под утро. Сев, я встретился с ним взглядом, быстро и почти виновато, и сразу отвел глаза. Уверен, мое лицо пылало. Руки словно отяжелели, и я неуклюже потянулся к еде. Я следил за собой, за каждым своим глотком, за каждым движением лица. В тот раз еда была необыкновенно вкусной — запеченная рыба с лимоном и травами, свежий сыр и хлеб; он ел с удовольствием. Мальчишек мое присутствие не заботило. Они давно забыли обо мне.
— Патрокл, — Ахилл не глотал звуков моего имени, как обычно делали другие, будто торопясь поскорее произнести и избавиться от него. Вместо этого он выделил каждый слог — «Патрокл». Все смотрели с любопытством. Нечасто он обращался к нам по именам.
— Сегодня ты ночуешь в моем покое, — сказал он. Я был так изумлен, что приоткрыл рот. Но вокруг были ребята, а я все же был воспитан царевичем.
— Хорошо, — ответил я.
— Слуга перенесет твои вещи.
Я, кажется, мог расслышать мысли уставившихся на нас мальчишек. Почему он? Пелей говорил правду — он всегда хотел, чтоб Ахилл избрал себе спутника. Но все годы Ахилл не проявлял особой дружбы к кому-то одному из мальчиков, хотя был со всеми учтив, как предписывало воспитание. И вот теперь он удостаивает долгожданной чести самого неказистого, маленького и неблагодарного, и возможно даже проклятого.
Он собрался уходить, и я последовал за ним, стараясь не споткнуться, ощущая взгляды, провожающие меня. Он вел меня мимо моей прежней комнаты, мимо зала с высоким троном. Еще поворот, и мы оказались в той части дворца, которую я не знал — крыло, что спускалось к воде. Стены тут были раскрашены яркими узорами, которые серели, когда свет его факела миновал их.
Его комната располагалась так близко к морю, что в воздухе чувствовалась соль. Тут не было настенных росписей, только камень да на полу единственный мягкий ковер. Мебель была простой, но хорошо сделанной — резное темное дерево, показавшееся мне чужеземным. У одной стены я увидел толстый соломенный тюфяк.
— Это для тебя, — он указал на тюфяк.
— О… — Слова благодарности не казались мне удачным ответом.
— Устал? — спросил он.
— Нет.
Он кивнул, словно я сказал нечто очень разумное. — Я тоже.
Я тоже кивнул. Каждый из нас, наклонив голову, словно птица, настороженно рассматривал другого. Повисла тишина.
— Хочешь помочь мне жонглировать?
— Я не умею.
— Тебе и не нужно. Я покажу.
Я пожалел, что не сказался уставшим. Мне не хотелось стать для него посмешищем. Но он смотрел с надеждой, и я не смог отказаться.