Песнь Пророка
Шрифт:
Обещание мага не обрадовало. Энергично завращавшись, он прокатился по всей кровати. Спрятавшись под одеялом, целитель устроился на подушке и посмотрел на Гаррета с нескрываемым неудовольствием. Он успел раздеться.
Хоук представил, какие позы, избавившись от одежды, принимал маг, чтобы выглядеть как можно более соблазнительным, когда откроется дверь. Честно говоря, он считал, что Андерсу было достаточно распустить волосы.
– Даже не думай, - предупредил целитель, глядя, с каким энтузиазмом тот стаскивает с себя рубашку с обувью и ищет шнуровку на брюках.
– Я
– Ну, тогда все как обычно, - он плюнул на неснимающиеся штаны и нырнул под задравшийся край простыни.
Андерс хотел быть серьезным, но холодные пальцы, щекочущие его живот под покрывалом, не помогали. Пытаясь избежать этого проявления ласки, он соскользнул ниже. Деревянная спинка кровати врезалась в затылок, но эти ощущения были лишь каким-то белым шумом за гранью сознания, мешающим сосредоточиться. Гаррет приподнялся, возникая из-под одеяла, и с укоризной посмотрел на него своими невообразимыми серыми глазами. Хотел бы маг знать, о чем он думает, когда так завораживающе медленно облизывает губы.
Хныкнув от собственного бессилия, от того, что не может и не хочет устоять, целитель обнял его лицо ладонями, притягивая к себе для поцелуя. Все такого же, в солоноватом эле и пряном сарказме. Собственническом и отдающем себя полностью.
Подставив под его губы шею, Андерс откинул голову назад, жмурясь. Как он мог противостоять, когда эти колкие, цепкие поцелуи на горле, жесткие, уверенные пальцы, сжимающие бедра, и глаза в голубом тумане, превращают его в комок нервных окончаний. В карту звездного неба или похотливого кота. Или еще что-нибудь, о существовании чего он мог сейчас вспомнить.
Хоук прикусил кожу на его шее, довольно вслушиваясь в тихий стон целителя. Больше удивленный, чем раздраженный. Цепочка влажных касаний языком загладила вину.
Маг физически ощутил, как все посторонние мысли со свистом улетели в окно, когда голова Гаррета вновь скрылась под одеялом.
Щетина ласково потерлась о внутреннюю сторону его бедра, это было не очень приятно, и он весь покрылся мурашками. Теплые руки по-хозяйски развели его ноги в стороны, а под колени нырнули широкие плечи, мешая окончательно скатиться по подушке вниз.
Андерс смотрел в потолок, пытаясь понять, как рот Хоука, сквернословящий даже во сне, может быть таким неописуемо нежным, неописуемо восхитительным, неописуемо пленительным жаром горла и влажностью слюны.
Перед глазами стояла темнота, лишь дрожащие в отдалении огоньки свечей неутомимо плясали, превращаясь то в блеклые луны, то в кроваво-красные солнца.
Маг еле сдержался, чтобы не задрать простыню и посмотреть на него. На руки, гладящие его бедра так беспокойно, на глаза, зажмуренные в наслаждении – один Создатель знал, как Гаррету это нравилось, - на зубы, оттягивающие нежную кожу игриво и осторожно, язык, зализывающий мимолетную дрожь от укусов, и, конечно, на губы, обхватывающие темным розовым кольцом его член так тесно.
Хоук знал, что ему нравится смотреть, поэтому специально накрылся с головой, как же могло быть иначе. От него невозможно было устать, как невозможно было привыкнуть ко всем его причудам и всем проказам. Для него все
Его поцелуи спустились ниже, он задышал тяжело и шумно, утыкаясь носом в короткую светлую шерстку. Андерсу всегда казалось странным, какое удовольствие Гаррет находил в запахах, в его запахе. Но подумать об этом сейчас он не успел, сползая по подушке в плен его объятий. Хоук притянул его ближе, целуя везде, где еще не успели побывать его губы.
Глаза мага закрылись. Он раскинул руки в стороны, улыбаясь. Под его ладонями ткань постельного белья взмокла. В висках сладко застучало, а потолок перед глазами побледнел.
Почувствовав, что бедро Андерса стало навязчиво тереться о его щеку, Гаррет остановился. Путаясь в простыне, он выбрался наружу. Не успев отдышаться - под одеялом никогда не хватало воздуха, - Хоук попал под град поцелуев Андерса. Дойдя до того состояния, когда он почти переставал себя сдерживать, целитель наконец обхватил его за шею, тычась губами, куда только мог достать.
Гаррет улыбался, пытаясь ловить его рот и отвечать. Лицо мага пахло теплом и светом, и ясным небом, и легким ветром. И домом, и улицей, и семьей. И всем, что ему было нужно.
Он отстранился, заглядывая в глаза Андерса. В темноте их золотой янтарь растворился, смешиваясь с липким мраком комнаты. Зрачки возбужденно расширились, вытесняя светло-карий остаток радужки.
– Желтоглазый, - прошептал Хоук ему в губы прежде, чем получить новый, короткий до неприличия поцелуй и упасть назад от грубого толчка в грудь.
Сердито хмурясь, маг выпутывался из простыни, обмотавшейся вокруг его правой ноги. Гаррет не мешал и не помогал ему. Оперевшись на локти, он откровенно любовался полной обнаженностью целителя и его попытками освободиться от покрывала. Помимо воли взгляд Хоука срывался с плеч и груди, падая к его члену, влажно блестящему от его собственной слюны.
Это было настолько непристойно, что он больше не мог просто так смотреть и вновь вернулся к своим брюкам, которые так и не успел снять. Но едва он коснулся шнуровки, Андерс внезапно оказался очень близко и очень сверху. Дыхание все в том же пьяном эле прошлось по подбородку, ускользая к ключицам. Он был недоволен, в сузившихся глазах мелькнуло по-детски упрямое “я сам”.
Руки мага легли на его пах, левая нащупала край застежки, пальцы правой методично потянули за шнурок, вытягивая его из петель. Гаррет расслабленно опустился с локтей на спину, наконец ощутив рот именно там, где он был нужен. Глубокий, горячий, тесный. Быстрый, где это необходимо, и нерасторопный, где можно потерпеть.
Несколько минут он мог ни о чем не думать. Запрокинув голову, закрыть глаза широкой ладонью – вуалью, помогающей представить их где-нибудь в другом месте. Прекрасном, идеальном, где они существуют только вдвоем. Где кусать губы, выгибая поясницу, и гладить светлые распущенные волосы, укрывающие живот, единственно правильная вещь. А мыслить трезво и серьезно – тяжелейший грех.