Песня для Корби
Шрифт:
Корби повесил трубку. «Она просто не слышит, — подумал он, — она часто не слышит». Можно было позвонить отцу, но отец не любил, чтобы ему звонили, когда он ведет машину. Минуту или две мальчик мялся у телефона, потом все-таки набрал папин номер.
— Извините, абонент не доступен. Попробуйте…
Корби положил трубку. «Я ошибаюсь», — подумал он. Открыл справочник — телефоны всех домашних были на первой странице — и снова набрал номер матери, потом — номер отца. Все повторилось.
Корби бросился обратно в комнату. Он действовал лихорадочно,
Что-то произошло с ним, только когда он снял с вешалки куртку. «Зачем я это делаю, — спросил он себя, — ведь все в порядке».
— Нет, — пробормотал он.
Ему пришла идея, что можно позвонить родителям на работу. Он в ботинках вернулся на кухню и снова набрал номер матери. Там были только длинные гудки. Он набрал номер отца. Трубку снял папин сменщик.
— Здравствуйте, — сказал ему Корби. — А Рябина можно?
— Он ушел почти час назад, — удивленно ответил мужчина. — Погоди, а ты ведь его сынишка, да?
Корби бросил трубку. Час. Час. Час — это слишком много. За час можно дважды забрать маму с работы и дважды приехать домой.
Он бросился вон из квартиры. Сердце больше не болело — теперь оно бешено колотилось.
Он еле дождался лифта. В кабине он гладил пальцами резиновые амортизаторы дверей, как будто они от этого могли быстрее открыться. Как только лифт достиг первого этажа, Корби выскочил из него и бросился на улицу.
Он бежал вдоль забора колледжа, почти тем же маршрутом, которым каждый день ходил в школу. Порывистый ветер холодил лицо и трепал непокрытые волосы.
Выскочив к дороге, Корби резко остановился.
«Это не машина отца», — подумал он. Он стоял и с облегчением смотрел на то, что осталось от легковушки. Передней части у автомобиля больше не было. Рваные остатки капота вдавились в пассажирский салон, а крыша салона почти касалась своим верхом покосившегося фонарного столба.
Корби рассуждал логически. «Мои родители не могут умереть, — думал он, — а те, кто в этой машине, не могут быть еще живы. Значит, это не их машина». Все так просто.
Он настолько успокоился, что вспомнил про самого себя. Застегнул куртку и накинул на голову капюшон.
Движение на дороге было слабым, но рядом с местом аварии уже стояло несколько других автомобилей. Они выстраивались в ряд, как машины у школы в вечер смерти Андрея. Водители останавливались, заглядывали в окна разбившейся машины, потом на полминуты замирали над распростершимся телом сбитого человека — и либо уезжали, либо присоединялись к небольшой группе зевак. Кто-то говорил по телефону — видимо, вызывал милицию.
Корби подумал, что раз уж он сюда пришел, глупо будет просто возвращаться домой. Он перешел дорогу. Сначала его взгляд обратился к сбитому подростку.
На заднем бампере машины был знакомый номер «НЛО 177». Отец Корби любил пошутить насчет этого номера. Теперь у отца Корби не было лица. Струйки его крови блестели на сдавленном капоте погибшей «ауди» и на бетоне фонарного столба. С мамой все было хуже. Часть ее тела вылезала из разбитого окна.
— Эй, парень, хорош любоваться на чужую смерть! — раздраженно крикнул водила, который до этого вызывал милицию. — И вы все тоже! Пошли отсюда, пошли, не на что тут смотреть!
И Корби пошел прочь.
— С телом все! — закричал кто-то из оперов.
— Понятые, осмотрите вещи свидетелей, — попросил другой.
— Где Николай Рябин? — тут же позвал Крин. — Понятых обоих сюда.
Корби очнулся от видения, понял, что у него лоб перепачкан грязью с борта машины, нашел в кармане бумажную салфетку и вытер ею лицо. Руки сильно дрожали. Стараясь ни на кого не смотреть, он вышел из-за фургона и пошел к своим друзьям. Ара уже открыл свой рюкзак и показывал бутылки Крину и первому понятому. Он был бледен, но держался.
— Странные бутылки, — подивился следователь.
— Это вино из Армении, — сказал Ара, — от моей мамы.
— Дорогое, наверно, — заметил Крин.
— Нет, так только кажется, — ответил Ара. — В любом случае, мама сама бы его не выпила.
Следователь хмыкнул.
— И много у нее? — спросил он.
— Последние, — сказал Ара. — А больше в рюкзаке ничего.
— Ладно, — решил Крин, — вино запишите.
Опер занес вино в опись.
— У Вас? — спросил Крин.
— Пустой рюкзак, — сказал Корби.
— Показывайте, — предложил следователь.
Корби открыл. Луч фонарика высветил ворох денег и одинокий черный носок.
— Не пустой, — возразил Крин. — Или денег в нем быть не должно?
Корби почувствовал на себе злобный взгляд старика. И Ник смотрел почти так же.
— А… это деньги деда, — почти честно сказал Корби.
— Да, мои, — подтвердил старик. — У нас утром ссора была. Разногласия между поколениями. Я потом из-за этой ссоры не сразу поверил в его телефонный звонок.
— Вот как, — прищурился Крин.
— Да, — сказал дед. — Когда он мне позвонил, я решил, что этот бандит меня разыгрывает.
— Стало быть, он Вас обокрал? — спросил следователь.
— Вовсе нет, — ответил отставной полковник. — Я сам этими деньгами в него швырнул. В ярости.
— Ладно, — решил Крин. — Пересчитайте. Мы запишем.
Корби сел на корточки рядом со своим рюкзаком и начал складывать бумажку к бумажке. Он вдруг почувствовал, что его губы дрожат и глаза наполняются слезами. Он собирался посчитать эти деньги три часа назад, когда все было совсем иначе.