Песня ветра. Ветер перемен

ВолкСафо

– Ты смеешься только потому, что не ведаешь, - холодно проговорил Вастан, глядя на нее с усталостью и равнодушием. – Но ты узнаешь. Еще узнаешь, насколько тебе повезло.

– То есть ты меня посадишь рядом с собой на ту же величественную вышину, и мы будем вдвоем любоваться тучками? – ярость внутри начала медленно отступать, и на смену ей пришел смех. Рада смотрела на своего брата, и почему-то сквозь его лицо прорастала ироническая усмешка Алеора. Этот-то тоже ненавидел весь мир, но никуда не бежал от этой ненависти, обращая ее против нее самой. Он сражался как одержимый против всего на свете и самого себя и никого никогда не признавал своим господином. И уж точно не делал идиотских фокусов с горящими пальцами, чтобы привлечь внимание к своим словам, придать им значимости. Каким же глупым надо быть, чтобы сменить одну удавку на другую! Рада хмыкнула и продолжила: -

Знаешь, я, в общем-то, тучки никогда не любила. Мне бы лучше в вонючую таверну, где ром течет рекой, пляшут шлюхи и гремят кости. А на твоих высотах я, боюсь, полы запачкаю своими грязными сапожищами.

Несколько секунд Вастан молча рассматривал ее, и в лице его был лютый зимний холод.

– Все это – следствие твоего воспитания. К сожалению, мой изначальный расчет не оправдался. Надо было оставлять тебя не в Мелонии, где все обволакивает иллюзия порядка и чинности, а где-нибудь в Ишмаиле, где нет ничего, кроме церковной плети и вечного стона. Тогда бы ты поняла все, что я сейчас говорю.

– Да нет, братец! – громко фыркнула Рада, чувствуя распирающий грудь смех. – Я все поняла, правда. И показуху их, и отсутствие истинного чувства, и ложь, окутывающую всю страну. Я все прекрасно поняла и на своей шкуре прочувствовала до самых костей, уж поверь. Вот только после этого я не впала в депрессию и не начала рассусоливать про то, как ужасна человеческая система. И не кинулась к первому же попавшемуся злобному деду-ведуну, который пообещал мне навести на все морок и сжечь их всех без жалости и раскаяния!

– Это потому, что ты до сих пор надеешься все изменить, - кивнул Вастан с видом знатока, прерывая ее. – Так и я надеюсь, Рада. Я тоже хочу все изменить, и у меня есть такая возможность.

– Да, - кивнула она, понимающе глядя на него. – Нагнать сюда дермаков и перерезать всех к бхариной матери. И все, будет тихо, хорошо, и воздух свежий.

Вастан замолчал, глядя на нее и затягиваясь дымом. Он явно раздумывал, с какой стороны вновь начать убеждать, чтобы она ему поверила. Только теперь уже все это было ерундой для нее: каждое его слово было пропитано ложью еще большей, чем ложь мира, которую они оба видели одинаково. Ведь правда, все так и было, как Вастан описывал: государства, контролирующие мир, церковь, контролирующая мысли людей, и отчаянное желание ничего не менять, чтобы не дай боги, ни одна даже самая крохотная вещь в мире не поколебала того хрупкого равновесия, которое выстроилось между миром и населяющими его Молодыми и Старыми расами. Только вот в голове Вастана поверх этой лжи лежала и еще одна, гораздо более тонкая, почти полупрозрачная вуаль ненависти. Вывернутая наизнанку правда, замаскированная так, что и не отличишь. Она чувствовалась, как тонкая пленка прогорклого масла на поверхности воды, и Рада и вовсе не замечала ее, пока ей не стало смешно.

Смех стер без следа ярость и злобу, все то, чем окружил себя Вастан, оставив лишь что-то по-настоящему чистое, по-настоящему искреннее, которое не позволило себя обмануть. И теперь Вастан не мог ничего с ней сделать, просто не мог и все. Внутри родилось какое-то невероятное золотое чувство защищенности, будто кто-то заслонил ее плечом и смеялся в лицо этому полному злобы эльфу, смеялся так весело и задорно, что об этот смех разбивались самые черные бури, самые страшные ураганы этого мира.

А еще перед внутренним взором всплыло лицо искорки. Глаза цвета задумчивого зимнего моря, на дне которых горели солнца и рождались вселенные. И эта чистая нота, одна единственная нота, включающая в себя все звуки мира, прекрасная песня, оставляющая ощущение раннего свежего утра с сияющей росой на листьях и песнями жаворонков в прозрачном небе. Я ведь действительно люблю ее, по-настоящему и всем сердцем. И я никогда не предам ее, чтобы они все со мной не делали. Как и моего брата. Моего настоящего брата. Почему-то в этот миг то, что произошло между ними с Алеором на днях, стало невыносимо важным, правильным, звенящим. Это потому, что я сама выбрала его как брата. Не кто-то навязал мне его по праву крови, а я сама выбрала его. И ее тоже.

Внутри стало тихо-тихо, будто все звуки мира ушли в небытие, и она взглянула в глаза Вастана, который силился найти слова, чтобы убедить ее. И сейчас Рада знала, что все его слова – лишь пыль на ветру, сухая и мертвая, которую сдувает прочь, прошлогодний сор да сухие листья.

– Ты все равно не убедишь меня в своей правоте, Вастан. – Она спокойно смотрела ему в глаза, не чувствуя ровным счетом ничего. – Так что оставим это и поговорим о другом. Ты обмолвился,

что специально оставил меня в Мелонии. И что тебе полторы тысячи лет. Мне было бы интересно знать, откуда я у тебя вообще взялась? Кто мои родители? Родной ли ты мне брат? Или ты просто подобрал меня где-то на дороге и притащил к себе домой, чтобы вырастить из меня то, что тебе было нужно?

– Хорошо, мы оставим этот разговор до поры, Рада, - Вастан легко кивнул, не подавая никаких признаков разочарованности или гнева. – И ты права, тебе лучше узнать свою историю перед тем, как принять окончательное решение. Так что я расскажу тебе. – Он затянулся, выпустил струю дыма в воздух и прищурился: - Помнишь, как ты назвалась Усмирителям? Радаэль Ренон?

– Ты даже о таких вещах знаешь!
– рассмеялась Рада, покачав головой. Вид у брата был таким уверенным: ему казалось, что он знает все на свете и потому прав. Вот только бесконечная тишина вокруг нее обнимала ее двумя добрыми теплыми крыльями, о которые разбивалась вся ложь, которой Вастан оплетал ее, будто паук. И против этой тишины не было никакой силы, способной ее поколебать.

– Естественно! – пожал плечами эльф. – Думаешь, вы сами сумели избежать смерти от клыков Своры или по собственной воле пошли в Серую Топь? Я сделал все для того, чтобы лишить Тваугебира силы, чтобы он распылил ее, сражаясь с лотриями. Сам он вызывать тварь не может, щенок, слишком слаб. Так что даже если он бросится сломя голову спасать тебя, толку от этого не будет никакого.

Рада смотрела на него и смутно осознавала, что еще несколько часов назад такие слова напугали бы ее до смерти, но сейчас в них не было ровным счетом никакого смысла. Тишина обнимала все, пропитывая мир насквозь, оставляя ее под защитой сияющего кокона силы, в котором она лежала, свернувшись в калачик, словно в теплой доброй ладони Бога.

– Однако, вернемся к теме нашего разговора, - проговорил Вастан. – Ты назвалась Радаэль Ренон, даже не предполагая, что это может быть твоим настоящим именем. И ты была совершенно права, Рада, так тебя и зовут. А мое имя – Сагаир Ренон. Думаю, наш маленький братец уже рассказал тебе свою слезливую историю?

Тишина была нерушимой, словно скалы, на которые с озверевшей яростью набрасывались бушующие волны холодного моря. Рада почти что и не думала, окруженная этой тишиной, пропитанная ей до самой последней клеточки, и слова брата гулко падали внутрь нее, словно камни в бездонный колодец. А еще внутри что-то распрямилось, неумолимо и медленно, словно какая-то скрученная в клубок струна встала на место, укрепив всю конструкцию ее существа. Она ведь знала это, знала, что Алеор ее брат, еще задолго до того, как они обменялись кровью. Тогда, в самый первый день, когда они только познакомились, когда он вышел ей навстречу, смутно ощутила родство и знакомую простоту, которой не было больше ни в ком из встреченных ею в жизни людей. Тогда она объяснила это эльфийской кровью в их жилах, потому что он был первым встреченным ею эльфом, теперь же все вставало на свои места, и настоящее облегчение окутало все ее существо.

– Выходит, я одна из тех двух близнецов, которых все объявили погибшими? – спросила его Рада, не чувствуя даже любопытства, лишь спокойную тишь. – Тогда почему ты забрал только одного из них, а не обоих?

– По нескольким причинам. Во-первых, у мальчика были черные волосы, он был слишком приметным. Если бы в Этлане появился еще один черноволосый эльф, все сразу же поняли это, ведь только кровь Стальвов дает такой цвет. Тебе достались волосы отца, как и мне. Но и от матери ты взяла кое-что, что неизмеримо важнее цвета волос. Именно поэтому-то ты и была мне нужна. – Сагаир затянулся дымом, а Рада смотрела на него и видела неуловимое сходство в его чертах, которое не замечала раньше. Он был похож на Алеора. Это не бросалось в глаза из-за разного цвета волос и маски бессмертия, сглаживающей черты всех эльфов, делающей их похожими друг на друга в глазах человека, который не слишком часто их видел. Но теперь она разглядела и вновь улыбнулась, вспомнив странное чувство, которое испытала, впервые увидев Алеора: он напомнил внешне Вастана. – Как ты знаешь, Рада, - продолжил он, - проклятье Ирантира проявляется только у мужчин в роду Стальвов, но наследуют его и передают своим потомкам только женщины. Ты – чистокровная Стальв. Твои дети уже нет, потому что они растеряли всю свою силу, получив в вены жиденькую людскую кровь. Но ты – единственная женщина Стальв во всем мире, единственная хранительница серебра под сердцем, которое ты можешь передать своим чистокровным эльфийским потомкам. Не будет тебя, и род Тваугебиров прервется.