Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
– Но я всегда думала… - заморгала Лиара, удивленно глядя на него, - что вы такие, какими вас высекли из камня эльфы для Первой Войны! Вас же всех вырубали из одной и той же породы!
– Это не совсем так, светозарная, - покачал головой Кай. – Пробудившие действительно вырезали нас из гранитной породы, исключительно с целью ведения войны, но жизнь всегда берет верх. Жизнь, Светозарная, - самый упорный, самый искусный и самый смешливый мастер из всех. Она накладывает свои ладони на каждое творение человеческих ли, эльфийских ли, божьих ли рук, и лепит из него то, что ей взбредет в голову. – Он улыбнулся, прищурившись и рассматривая собственные ладони. Они были широкие, с грубыми линиями сколов, но при этом удивительно подвижные. Лиара видела, как перекатываются маленькие глыбы, из которых состояли его пальцы, как перекручиваются сочленения, позволяя им изгибаться в любую сторону. – Эльфы создавали нас одинаковыми, для войны. Они вырубили десять тысяч бесполых одинаковых фигур, что должны были выйти в мир и биться с Кроном. Пробудившие пели нам, и самым сильным голосом был голос того, кого вы зовете Королем-Солнце, а в руках его рассыпал искры Каменный Цветок – тоже всего лишь осколок кристалла из самой глубокой бездны под корнями гор. Только в его руках – это был нежный цветок,
– Ты говоришь о Фаишале? – подалась вперед Лиара. Она никогда не слышала таких легенд в таком изложении, они кардинально отличались от всех песен, что ходили по людскому миру. Ильтонцы жили закрыто, об их культуре и истории за границей Латайи почти что никто ничего и не знал. – О Фаишале и Ирантире Стальве?
– Да, - ответил Кай. Лицо его как-то потеплело, и мягкие морщинки в углах глаз делали его взгляд похожим на первое весеннее солнце. – Он пробудил нас из камня вместе с величайшими эльфийскими мастерами-скульпторами, что вырубали нас. И мы должны были стать для него просто каменными големами, без страха, сомнения и боли отдающими свою жизнь во имя защиты всего остального мира. Только жизнь распорядилась иначе. Да, мы сильны, мы храбры, наше тело почти не ощущает физической боли, его очень сложно ранить из-за более прочной кожи, чем у людей. Этого не видно, но это так. Но у нас есть сердце, у нас есть душа, и это то – что подарила нам Жизнь, влившаяся в нас сквозь нежные лепестки Фаишаля, камня, ожившего в руках Короля-Солнце. – Он вновь взглянул вперед, на серое море, и оно отразилось в его нефритовых глазах, а взгляд затуманился от воспоминаний и задумчивой грусти. – Мы выиграли для эльфов ту войну и отбросили прочь Крона. В благодарность за это Ирантир не стал вновь погружать нас в камень, может, потому что просто не знал, как это сделать. И все же, жизнь была невыносима для нас, принужденных доживать свой век и видеть, как исчезают последние остатки нашего народа. Мы были созданы как оружие, но это оружие научилось чувствовать и любить, это оружие не хотело уходить в ту же сонную тишь каменной толщи гор, откуда и появилось. Тогда Ирантир отблагодарил нас за наше участие в войне и послал к нам Пробудивших. Они научили нас, что нужно делать, и мы сами вырезали из скал собственных женщин и пробудили их, положив начало нашему народу. – Ильтонец вновь улыбнулся, печально и при этом так светло. – Первые мастера старались на славу. Они подыскивали самые красивые породы, чтобы сделать женщинам руки, как нам, но только как можно красивее. Они подбирали малахит и яшму, флюорит, бирюзу, аметисты и топазы. Они исходили все горы, излазали все ущелья и склоны и свезли со всей Латайи самые редкие породы камней, что только были. Десять лет трудились каменотесы, выглаживая, вырисовывая каждую черту, придавая каждой женщине свой неуловимо прекрасный облик, свой взгляд, свою душу. И потом мы пробудили их, и счастью не было предела. В песнях поют, что женщины эти были так прекрасны, что даже горы Латайи, до этого холодные и пустые, завидев их, расцвели тысячами цветов, распустились кудрявыми лесами и зелеными лугами с мягкой травой. Только знаешь что, Светозарная? – Кай взглянул на нее, смешливо улыбаясь.
– Что? – спросила Лиара, понимая, что затаив дыхание, слушает его слова.
– Дети, что родились у этих женщин от первых ильтонцев, все родились с серыми гранитными руками, все до единого. Жизнь брала верх, она не хотела играть по правилам, установленным для нее людьми. Дети были все одинаковые, с одинаково серыми глазами и серыми руками, одинаковые даже в лицо, словно близнецы. И у них не было пола.
– Как? – заморгала Лиара.
– Так, - улыбнулся Кай. – Ильтонские дети рождаются одинаково бесполыми, одинаковыми на вид. Их просто невозможно отличить друг от друга, разве что родители, с трудом, но способны почувствовать собственное дитя, а оно отчаянно тянется только к ним. Различия в полах и характере проявляются у нас уже позже, в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, когда начинается период взросления. Тогда меняется и внешность. Черты лица постепенно принимают облик родителей, руки и глаза выцветают в камень, наиболее свойственный характеру, тело меняет свой облик, принимая тот или иной пол. Этот процесс длится до тех пор, пока тело полностью не примет свой вид, а затем Скульптор благословляет его и дает ребенку имя.
– Это имя как-то связано с внешностью и характером ребенка? – с любопытством спросила Лиара.
– Да, - кивнул Кай. – Мое имя – Каяр, - на эльфийском языке означает «нефрит». А фамилия восходит к имени первого пробудившегося из камня ильтонца, от которого я веду свой род.
– Я никогда не слышала ничего подобного! – выдохнула Лиара, широко открытыми глазами глядя на него. – Ни в одной из наших песен не поют об этом.
– Потому что обычно это не рассказывают чужакам. Люди слишком агрессивны, слишком непоседливы и завистливы. Они с трудом принимают то, что ильтонцы живут долго, порой даже до пяти столетий, ведь они были последней расой, причем рукотворной, созданной эльфами, а не Богами, в то время, как сами люди, были рождены раньше них, и в связи с этим, по их разумению, имеют право на более долгую жизнь, чем те несколько десятилетий, которые отмеряют им Марны. Потому мы не стремимся к контакту с людьми, но и не препятствуем ему. Латайя стоит в стороне от большой политики, не вмешивается в войны, если этого не требуют наши союзники эльфы. Мы были созданы для войны, но Жизнь распорядилась иначе, и в наших землях царит мир, который мы – оружие в руках других – ценим превыше всего.
– А как же людские ведуны, которые бегут к вам со всего Этлана? – удивленно воззрилась на него Лиара. – Алеор говорил, что ты сыграл немалую роль в том, чтобы сделать Латайю убежищем для тех, кого преследует Церковь Молодых Богов!
– Правильно, - улыбнулся Кай. – Вот тут мы и возвращаемся к тому, как мы познакомились с Алеором. – Он помолчал, а его каменные пальцы тихонько беззвучно шевелились, и Лиара почти наяву видела, как он перебирает длинные четки воспоминаний, отсчитывая бусину за бусиной. Теперь ей казалось, что Каю уже очень много лет, теперь для ее глаз он выглядел древним, как само время. – Это случилось в тот год, когда я получил благословение и имя от Скульптора Ваэнди. Способности к управлению Черной Энергией к тому времени у меня уже были достаточно развиты, чтобы вступить в круг Жрецов Черной Руки в селении Легож, откуда я родом. Я подавал большие
Лиара вся обратилась в слух. Кай рассказывал неторопливо, обстоятельно, ничего не упуская и так, чтобы ей было понятно. Лиаре подумалось, что вряд ли он говорил все эти вещи кому-то из команды, и что она заслужила весь этот рассказ только потому, что сражалась с ним бок о бок. Ильтонец спокойно и открыто шел на контакт, но не выглядел болтуном или человеком, готовым распахнуть душу перед первым встречным.
– Мы можем придавать камню форму, - начал перечислять он, а Лиара, как завороженная, следила за его руками. Кай жестикулировал, подкрепляя свои слова плавными движениями кистей, его руки были подвижны и двигались мягко, чутко реагируя на его слова. Лиаре подумалось, что они столь же мимичны, как и лицо ильтонца, и добавляют в его речь какую-то странную, неизвестную ей раньше гамму чувств, неуловимый язык жестов, так резко отличающий этого ильтонца от всех остальных людей. – Мы можем заставлять камень расходиться, образуя тоннели, мы можем петь ему, и под нашими руками и голосами он течет, будто масло, становится мягким, как глина, принимает ту форму, которую мы от него хотим. Так мы отыскиваем под горами месторождения редких пород, так прокладываем туннели, даже строим свои дома и города. Именно поэтому люди называют нас каменщиками и приглашают строить свои здания, наши каменные руки способны оживить камень, заставить его танцевать. – По пальцам Кая пробежала волна, они изгибались, повторяя движения серых гребешков за бортом корабля, или порывы ветра над их головами. – Те дети, которые рождаются со способностями касаться Источников, могут даже больше. Белые Жрецы однажды становятся Скульпторами и помогают детям обрести имя и окончательный вид их тела. Черные Жрецы растят из земли города, совмещая Песнь Камня со своими способностями. Моя сила была очень велика, и Первый Жрец Черной Руки Агарди взял меня под свое покровительство. В тот год народилось много детей, у Церкви были планы вырастить новый город в горах, для чего им нужно было много ведунов. Так что я состоял при нем и готовился отправиться на строительную площадку, когда в селении Легож появился Алеор.
Лицо ильтонца осветилось нежностью и теплом, а пальцы внезапно двинулись внутрь ладони, мягко и плавно, образуя то ли ковш для ключевой воды, то ли гнездышко для маленькой певчей птички. В этом жесте было столько хрупкой любви и неприкрытой заботы, что Лиара с удивлением взглянула на Кая. Этот холодный эльф был дорог ильтонцу, дорог до глубины души, возможно, так сильно, что даже сам того не ведал.
– Алеор искал кое-что, - заговорил после паузы Кай. – Он взял очередной заказ от Владыки Илиона: отыскать у корней гор некую вещь, доверенную нам на хранение эльфами сразу же после окончания Танца Хаоса. – Пальцы его на миг одеревенели, и Лиаре послышалась в этом движении настороженность заслышавшей хищника лани. – Вещь та считалась достаточно опасной и важной, чтобы укрыть ее как можно надежнее, и даже шепотка не должно было проникнуть во внешний мир, что эта вещь у нас. Те, кому доверено было это сделать, упрятали ее очень надежно, почти что в самое сердце горы, и закрыли дороги к ней, чтобы никто не мог до нее добраться. Было то больше двух тысяч лет назад, естественно, что сами мастера давным-давно вернулись в руки Матери Гор, да и карт после себя они не оставили. Известно было лишь одно: имя горы, под которой лежали реликвии.
Пальцы ильтонца медленно сжались в кулаки, потом также медленно разжались, ложась на бортовое ограждение. Лиаре подумалось, что это означает «осторожность». Ей было просто до смерти интересно, какие именно реликвии Аватар хранили ильтонцы? В том, что эти реликвии принадлежали Аватарам, она не сомневалась. Разве могло после окончания Танца Хаоса остаться что-то более ценное, чем это? Однако спрашивать об этом она не стала. Ильтонец говорил очень осторожно, он и так, судя по всему, оказывал ей огромное доверие, раскрыв эту информацию, а потому выспрашивать о подробностях было бы уже верхом бестактности. Но любопытство распирало, и Лиара пошарила в своей памяти, пытаясь понять, что же могло иметься в виду под реликвиями Аватар? Вот так с нахрапу ничего в голову не приходило. Подумаешь об этом позже, решила она и вновь с интересом взглянула на Кая.
– Задача по поиску конкретного места была сложна даже для лучших из нас, - Кай говорил медленно, аккуратно подбирая слова. Руки его лежали на бортовом ограждении и почти что не шевелились, напряженно замерев. – Первый Жрец Агарди бросил клич среди ведунов, но никто из них не вызвался искать вместе с Алеором место захоронения. Слишком велика была работа, слишком сложна, да и на постройку нового города требовались рабочие руки, и это казалось всем важнее сумасбродной идеи Владыки Лесного Дома Илиона. Возможно, Агарди просто не хотел вновь выносить эту реликвию на солнечный свет. – Кай помолчал, глядя вдаль. – Иногда кажется, что если не вспоминать о беде, она обойдет тебя стороной. Но я всегда считал такое мнение неправильным. И когда все официально отказали Алеору в помощи, он пришел ко мне. – Пальцы ильтонца вновь мягко-мягко зашевелились, будто перебирали тончайшую пряжу или гладили шерстку на загривке крохотного котенка. – Уж не знаю, почему он выбрал меня, да вот только выбрал. Ввалился в мой дом посреди ночи, прямо через окно влез, посмотрел на меня своими холоднющими глазами и спросил, не хочу ли я стать частью самой героической песни мира, о которой никто никогда не узнает. Я тогда был настолько поражен, что сразу же согласился. И прямо посреди ночи мы удрали из Легожа на поиски реликвии.
Кай замолчал, погрузившись в воспоминания, а Лиара все смотрела на него и гадала, что же скрывалось за этой робкой, невыносимо хрупкой нежностью, которую ильтонец испытывал, говоря об Алеоре. Могло ли быть так, что эта нежность была чем-то большим, чем просто дружеское плечо? Она почти что видела золотые искры, что разгорались в глазах ильтонца двумя таинственными ночными кострами, но он предпочел моргнуть и упрятать их глубоко-глубоко внутрь своего сердца.
Повернув голову, ильтонец взглянул на нее сверху вниз, и в лице его было лишь тепло.