Песня ветра. За Семью Преградами
Шрифт:
Народу в становище было совсем немного, улицы будто вымерли. Раде на глаза попались только несколько играющих девчонок, да два кота, что, уткнувшись друг в друга лбами, угрожающе толкались и вопили. Больше никого видно не было, как бы она ни оглядывалась по сторонам, как бы ни привставала на цыпочки и ни вытягивала шею. Может, все ушли на инициацию? Но ведь в этом становище обитают не только Младшие Сестры, здесь же целый город и…
В следующий миг Жрица вывела их с пустых улиц к белокаменному храму, и тут-то Рада и поняла, куда все подевались. На открытом пятачке между жертвенными чашами четырех Богинь и жилыми постройками кипела работа. Одетые в белое анай, словно муравьи, спешили
Жрица подвела их к постаментам с жертвенными чашами, возле которых уже стояло несколько человек. Рада с интересом пригляделась. Пятеро анай на первый взгляд ничем не отличались ото всех остальных Младших Сестер, но что-то при этом неумолимо выделяло их, и вовсе не белые одежды, в которые они были облачены. Выражение глаз, возможно, или то, как они стояли, как держали себя. Рада не смогла бы объяснить почему, даже если бы от этого зависела ее жизнь, но была совершенно точно уверена в том, что эти пятеро выросли в Роще Великой Мани. Три девушки были коротко пострижены и носили белую военную форму, скроенную на манер Каэрос, только более облегающую. Еще две были в длинных белоснежных платьях, так густо расшитых цветами и узорами, что они казались разноцветными. И при этом ничто не могло подсказать, к какому клану принадлежали девушки. Разве что у одной волосы были соломенного цвета, а глаза – темно-зелеными, почти черными, но больше с Нуэргос ее ровным счетом ничего не связывало.
Младшие Сестры с интересом посмотрели на них с искоркой, слегка склонили головы в приветственном поклоне, и Рада ответила тем же, разглядывая их в ответ. Взгляд сам скользнул к запястьям, на которых должны были быть татуировки Богинь, хоть краешек но должен был торчать наружу. Но там ничего не было, только загорелая кожа и все.
– Все в сборе? – Жрица, что вела их, рассеяно вскинула голову, оглядела собравшихся и кивнула так, словно и не ожидала увидеть никого иного. – Раз так, значит, начнем церемонию. Постройтесь, пожалуйста.
Поглядывая друг на друга и на Жрицу, Младшие Сестры вместе с Радой и Лиарой встали рядком лицом ко входу в храм. Та спокойно ждала, то и дело бросая взгляды им за спины, туда, где кипела работа по подготовке становища к празднованию. Рада неуверенно переминалась с ноги на ногу. Не очень-то это походило на одну из самых сакральных церемоний анай, о которой и говорить-то с чужими было запрещено. Позади раздавались человеческие голоса, что-то громко хлопало, смеялись дети. Слева от них шумел серебристый водопад, добавляя, правда, торжественности и какой-то особенной красоты, но Рада все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Не такого она ожидала уж точно.
Жрица плавным движением скинула с плеч шаль, мягко соскользнувшую на землю. Рада на миг залюбовалась изгибами ее тела, тем, как сползает прозрачная ткань с темных затвердевших сосков, словно вода, сбегает по длинным стройным ногам. Щеки покраснели, и она отвела глаза, надеясь, что искорка не заметила ее реакции. Это тоже как-то не слишком способствовало всей ситуации и уж совершенно точно не походило на посвящение своей души Богиням.
Рядом кто-то шумно сглотнул, но Жрица не обратила на такую реакцию ровным счетом никакого внимания. Развернувшись ко входу в храм, она негромко заговорила:
– Извечная, Дарующая Милость, Медоточивая, Ты держишь в ковше ладоней весь мир, и с губ Твоих срывается дыхание самой Жизни. По воле Твоей четыре Твои Дочери поддерживают мир на Своих плечах, по воле Твоей поют ветра, пылает пламя, текут реки и растет семя. Ты – Пронзающая светом предначальную тьму, Ты – Хранительница золотого ключа от врат, Ты – Источник Милости и дыхания, Ты…
Рада внимательно прислушивалась к словам Жрицы. Поначалу она даже старалась вдумываться в их смысл, крутя в голове и так, и эдак. Не раз ей приходилось слышать молитвы Грозару и другим Молодым Богам, что читали Жрецы в Церквях по всей Мелонии. Слышала она и молитвы, что возносили Жрицы анай своим Небесным Сестрам во время сакральных церемоний, на которых ей уже довелось присутствовать. Но ни разу еще при ней ни одна Жрица не обращалась к Самой Великой Мани напрямую, предпочитая чтить лишь Небесных Сестер, покровительниц кланов. И все эти эпитеты, которые использовала Жрица, казались странными, вызывали много вопросов, завертевшихся в голове, и Рада отметила про себя, что неплохо бы потом задать их Хельде. Вот только чем дольше говорила Жрица, тем меньше и меньше мыслей оставалось в голове Рады.
Странное дело: она ведь ничего не делала, она просто стояла в строю вместе с другими Младшими Сестрами и слушала Любовницу Богинь, взывающую к Ним и молящую о Милости. Но голос Жрицы стал каким-то странным, плавким, как сталь, густым, как патока. Его уже не просто слышали обычные физические уши Рады. Он начал вливаться внутрь нее сквозь эти два отверстия в голове, все глубже и глубже, обволакивая череп изнутри и заставляя вибрировать голову и грудную клетку.
В первый миг она испугалась, что сейчас опять упадет в обморок, как уже случилось давеча. Но на этот раз не было ни состояния удушья, ни боли, ни головокружения. Только наполняющее грудную клетку резонирующее… что-то. Что-то плотное и горячее, что-то очень властное и до боли знакомое. И дар Роксаны за ребрами начал неистово пульсировать, словно крохотное солнышко горя и раскидывая вокруг колючие лучи.
Рада взглянула на искорку. Взгляд девушки остекленел, она смотрела прямо перед собой, пронзительно вглядывалась прямо сквозь Жрицу во что-то, видимое лишь ей. Губы ее периодически потрясенно шевелились, будто искорка пыталась что-то вымолвить и не могла, окончательно лишившись дара речи. Рада взглянула в другую сторону. Остальные Младшие Сестры тоже смотрели на Жрицу, и на лицах их было написано благоговение и напряжение, словно им то ли тяжело было видеть ее, то ли трудно было терпеть это тугое и плотное горячее давление, что с каждым мгновением становилось все сильнее.
– Первая Дочь Твоя, Среброглазая, будто Звездный Свет, Быстрокрылая, будто ветер, Смешливая, будто первая капель ранней весной. К Тебе я взываю, Владычица Неба, яви любовь, которой нет границ в груди Твоей, столь огромную, что ни одно сердце не выдержит, столь нежную, что умерит любую грусть. Яви…
Монотонный речитатив Жрицы превратился в одну единственную вязкую мелодию, в которой Рада уже не могла различить отдельные слова. В этой мелодии утонули все звуки, став то ли ее составными частями, то ли фоном для ее изящного танца. Не было больше ни шума водопада, ни шелеста ветерка. Не было голосов анай за спиной, шума и смеха, как не было и стука собственного сердца Рады. Была лишь тянущаяся густая патока странного звука, наполнившего ее до самых краешков.