Песня Волчьей луны
Шрифт:
“Это не я”, – с ужасом подумал Ирвин. Сознание раздвоилось – он одновременно видел себя, стоящим рядом с Мейв, и огромного серебряного волка, запертого в подземелье. Он был заперт крепко и надежно, он не должен был выбраться – никогда, больше никогда.
Но кто-то принес ключи и вставил их в замки. Осталось повернуть.
– Ты меня отравила, – смог прошептать Ирвин. – Ты…
И больше ничего не смог сказать: язык онемел. Кажется, сама способность говорить отступила – волкам не нужна человеческая речь, волки прекрасно обходятся без нее. Мейв довольно кивнула –
– Все хорошо, Ирв, – сказала она, и Ирвин почувствовал, как его подхватывают чужие руки, не позволяя упасть. – Все теперь хорошо. Ты просто поедешь со мной… и все будет так, как надо. Наконец-то будет.
***
Разобравшись с делами – дел был огромный ворох, но ей все же удалось разгрести некоторую его часть – Арьяна вышла из госпиталя и застыла на ступеньках: усталость словно взяла ее за руку и не позволила сделать шаг. Подошла Бейлин с бумажным стаканом, от которого шел такой крепкий аромат кофе, что волосы начинали шевелиться на затылке; Арьяна приняла стакан и улыбнулась. Вряд ли, конечно, стоило пить кофе прямо сейчас – в госпитале у нее разболелась голова, а в желудке крутился комок тошноты – но устоять она не могла.
– Вот это как раз то, что нужно. Спасибо.
Бейлин улыбнулась в ответ и Арьяна, сделав глоток, подумала: “Она все-таки очень милая девушка”.
– На здоровье, – ответила телохранительница. – Куда теперь?
Арьяна пожала плечами. Она пропустила обед, день склонился к вечеру, и за оградой госпиталя шли офисные клерки в клетчатых костюмчиках – у них закончился рабочий день.
– Куда уехал Ирвин? – спросила Арьяна. Бейлин только плечами пожала.
– Я его не видела. Все это время сидела там, у вашего кабинета, с бумагами.
Бейлин тоже оказалась при деле: Арьяна поручила ей переоформить стопку врачебных карт пациентов с полуострова – переписать шапку с названием госпиталя и вклеить листки с назначениями. Телохранительница выглядела невероятно довольной: ей не нравилось сидеть просто так, без занятия.
– Он, наверно, уехал по делам госпиталя, – предположила Бейлин. – Я видела, как он разговаривал с одной из заведующих. Что будем делать, поедем домой?
– Да, пожалуй, – ответила Арьяна, и в это время над ее правым ухом раздалось звонкое жужжание – прилетел золотой шмель мгновенника. Арьяна протянула ему ладонь, шмель опустился, энергично встрепенулся и с тихим шелестом развернулся листком бумаги.
Почерк был Арьяне незнаком, но она сразу поняла, кто отправил послание.
“Дорогая Арьяна!
Я искренне счастлив, что теперь мы можем общаться. Ты теперь подданная другого государства, король Якоб больше не может отдавать тебе приказы”.
Листок дрогнул в руках. Арьяна сотню, тысячу раз представляла, как напишет письмо своему настоящему отцу и получит от него ответ – и все равно не была к этому готова. Мрамор ступеней качнулся под ногами, словно она вдруг очутилась на палубе корабля и соленый морской ветер ударил ее в лицо предчувствием путешествий, приключений и новых открытий.
– Ваше высочество, – встревоженно окликнула Бейлин. –
Кажется, прошла тысяча лет, прежде, чем Арьяна смогла ответить.
– Да. Да, все в порядке. Это письмо от моего отца, король запрещал нам переписываться, но теперь можно, – торопливо ответила она.
“Я всегда любил и буду любить твою мать. Ее выдали замуж так, как выдают всех принцесс – по родительской воле, словно куклу. От одного хозяина к другому. Но сердцу нельзя приказать, оно само делает выбор, и иногда этот выбор навсегда. Я всегда искал способ увидеть вас обеих хоть издалека. Надеюсь, однажды мы все встретимся.
Эскадра сейчас в море Чевелли у архипелага Навеани. Если тебе и твоему мужу потребуется хоть какая-то помощь, то отправь мгновенник, я смогу прибыть через сутки.
Отправил тебе обычной почтой небольшую посылку. Скоро приедет”.
Арьяна сложила мгновенник и, только убрав его в одно из отделений сумки, поняла, что плачет. Бейлин протянула ей носовой платок, поддержала под руку; Арьяна промокнула слезы, и телохранительница сказала:
– Если хотите поговорить про это, то я очень хорошо умею слушать.
Они неторопливо побрели в сторону стоянки мобилей. Арьяна улыбнулась.
– Хочу, но я не знаю, как обо всем этом говорить. Это пока… очень трудно. Я написала своему настоящему отцу, и он ответил. Он любит меня и мою мать. Пишет, что прибудет через сутки, если понадобится.
– Это же хорошо! – ободряюще произнесла Бейлин. – Помощь серьезного человека всегда пригодится. А вот король Якоб… как он к вам относился? Любил или шпынял?
Арьяна неопределенно пожала плечами. У короля были королевские заботы. Принцессы приходили к нему утром, чтобы пожелать хорошего дня, и вечером, чтобы пожелать доброй ночи. Обмен поклонами, ничего не значащие вопросы о самочувствии и настроении – вот, в общем-то, и все их общение. Король Якоб относился одинаково ровно и к Арьяне, и к Кейди, он не выделял одну из своих дочерей и не унижал другую, но тепла и участия от него не видели ни старшая сестра, ни младшая.
– Он не показывал своей любви, – ответила Арьяна. – Но и обиды я от него не видела. Так что…
Она не договорила. От ворот госпиталя к ним побежал долговязый парень в синем мундире, и Бейлин напряглась всем телом, как только увидела его, словно это был ее враг. Напряжение передалось Арьяне – она вдруг ощутила дуновение ледяного ветра в спину: пронизывающий, жестокий, такой непонятный в самый разгар лета, он выстудил ее внутренности и почти парализовал.
Что-то случилось. Что-то очень плохое.
– Ваше высочество… – выдохнул парень в форме, подбежав к ним. Остановился, выравнивая дыхание – его бледное осунувшееся лицо было по-детски изумленным, словно он никак не мог поверить в то, что произошло. – Меня послал канцлер. Вам надо срочно прибыть во дворец.
Наверно, он вот так бежал сюда от самого дворца – парень сделал еще несколько вдохов и выдохов, и по его щеке вдруг пробежала слеза.
– Князь, – проговорил он. – Князь Киган ранен. Пожалуйста, ваше высочество, скорее.