Песочный человек

Орешниковая Соня

– Возлюбленная? – поднял бровь мой собеседник.

– Этому находят все больше подтверждений, – кивнула я.

– Просто это модная версия. Или просто люди везде ищут скрытый подтекст. А в каждой паре видят интимность отношений. Это уже распущенность.

– Может быть, – не могла не согласиться я. – Из библии сделали роман. А какой же роман без роковой любви? А какая-то чокнутая проститутка, раскаявшаяся в своей форме существования, – это.. это…

– Философия бытия, – хмыкнул мужчина. – Как раз по- библейски. А для романа, конечно, не то, чтобы слабовато, вот

как раз для романа – банально. Похоже на идиотизм.

– Что? – поперхнулась я обычным воздухом.

– Как в романе Достоевского « Идиот».

– В чем же похожесть? – приходила я в ступор.

– В диагнозе, – усмехнулся собеседник. – Идиотам не до любви, у них иные категории.

– Я уже запуталась, – пожаловалась я.

– Я просто пытаюсь рассматривать библейскую историю как роман, как кино и как философский трактат. В романе должна быть запретная любовь. В кино должны быть два похожих человека, занятые только либо самими собой, либо целым миром, и они никак не могут соединиться, а когда понимают, наконец, друг друга, становится поздно. До того, как их жизни ничего не угрожало, один думал о смысле жизни, другая бросалась из одной крайности в другую. А в философском трактате, коим и является библия, это просто проблемы бытия и личности человека, и тут ни о какой земной и неземной любви не может быть и речи.

– Офигеть, – вырвалось у меня. – Как вас зовут?

– Павел.

– Апостол Павел, – вновь вырвалось у меня.

– Что? – Мне показалось, или он вздрогнул?

– Ну, у нас с вами беседа такая и тема, вот и… Логично же…

– Женская логика.

– А звучит обидно.

– Я не хотел вас обидеть.

Мы помолчали. Я покрутила в руках бутылочку с псевдо – сиропом от кашля. Мне уже не было страшно лететь в самолете. Я вдруг спросила Павла:

– И что, вы думаете, никакой любви не было вообще?

– Вы о Христе и Марии – Магдалине?

– Ну… да…

– На вас так повлиял фильм « Код да Винче»? – усмехнулся Павел.

– Фильм повлиял. Но вначале, задолго до этого фильма, на меня повлияла опера Ллойда Уэббера « Иисус Христос – суперзвезда»…

– О…

Мы снова помолчали. Павел улыбнулся и сказал:

– Если и была любовь, только платоническая.

– Платоническая точно была, – кивнула я головой. – Иначе бы вряд ли какая-то там проститутка так прониклась идеями какой-нибудь божественной личности. Навряд ли.

Павел усмехнулся.

– Думаете, это ерунда? – оскорбилась я. За себя. И за свою версию библейского сюжета.

– Совсем не ерунда. Платоническая любовь очень сильна и никогда не забывается. Люди могут прожить друг с другом годами, а потом подать на развод и забыть, как они любили. А вот платоническое чувство никогда не забудешь. Оно остается чистым.

– Да… А на настоящую любовь у Магдалины и Христа не хватило времени, – обронила я и поежилась. – Надеюсь, мы с вами не кощунствуем?

– Вы так верите в бога? – спросил Павел.

– Я верю в справедливость. И в то, что сильнее нас.

– В обстоятельства? – улыбнулся Павел.

Я рассмеялась и кивнула головой.

– Да, обстоятельства

всегда сильнее нас. Но часто эти обстоятельства бывают, как раз, не совсем справедливы.

– Это в житейском смысле.

– А жизнь – это, как раз, то обстоятельство, которое всегда сильнее нас. – Я открутила пробку со своего « сиропа» и сделала пару глотков. – В любом случае, я не верю в библейскую версию сотворения Земли. И не могу принять, что бог пришел к своим заповедям не сразу.

– Это как? – снова улыбнулся Павел.

– Так, что бог развивается в библии со всем человечеством, – ответила я. – А бог изначально должен знать цену каждому поступку.

– Вероятно, это уже версия человека, решившего написать библию после прошедших событий. Вы так думаете?

– Да. Я так думаю… Еще я думаю, человек много чего подправил в библейской истории.

– Что, например? – с интересом спросил Павел.

– Например, роль Иуды.

– О! Вы основательно взялись за книгу книг! – улыбнулся мой спутник.

– Да. Вероятно, роли этих двух личностей специально уменьшили, чтобы выделить фигуру Христа.

– Это вполне логично. И людей можно понять, – кивнул Павел. – Кстати, почему вы обиделись за Иуду?

– Вы издеваетесь? – заподозрила я.

– Нет, – рассмеялся Павел. – Просто это непривычно.

– Что?

– Все.

– Вся интерпретация библии мной?

– Как-то так, – согласился Павел.

– А вы-то как сами думаете об Иуде? Что он – подонок? Мелочный предатель? Мразь?

– Достаточно было одного слова «подонок», – хихикнул Павел.

– Зря веселитесь, – покачала я головой. – Я считаю, что Иуда не предавал Христа, а спасал христианство. Он знал, на что идет, знал, что для всех останется гнусным персонажем, но все же сыграл свою роль в истории.

– Вы цитируете краткое содержание либретто рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда»? – спросил Павел.

– Нет, – оскорбилась я. – Это мое мнение.

– Вы впечатлительная натура, – посмотрел на меня Павел. – В опере роль Иуды неоднозначна, чтобы действие было интенсивнее, был конфликт, чтобы было интереснее, словом, экшен!

– Значит, вы не согласны?

– Не знаю. Но предполагаю, если Ллойд Уэббер и Тим Райс правы, то для драматизма Иуда действительно должен был быть предателем.

– Чтобы подчеркнуть остроту сюжета и выделить одинокую фигуру Христа, да?

– Да. Ведь библия – книга о Христе. И вера называется христианством.

– Вы совсем забыли упомянуть о Марии, – укоризненно сказала я.

– Но… – растерялся Павел.

– Не надо. Это все, как раз, ясно. Бедной Марии досталась самая невзрачная, незавидная роль. Ее сделали легендой, но какой? Богоматерь! – Я фыркнула. – Никто даже не пояснил, за что женщине, на самом деле, такое уготовано? Представляете, жила себе обычная женщина, почти замужняя, между прочим, и вдруг, в один далеко не прекрасный для нее день, на нее обрушивают какую-то фантастическую историю! Про мужа Марии вообще ничего далее не сказано. Как мужчина, Исаак, кажется, к этому относился, интересно? Ему, как ни крути, наставили рога!