Песочный принц в каменном городе
Шрифт:
— Это тебе не пляж! — прикрикнула директриса. — К прилавку!
Когда поток оголодавших рассосался, Ольга подошла ко мне.
— Говоришь, замуж приехала выходить?
Она усмехнулась, подняла вверх очки, и я увидела огромное синевато-желтое пятно возле глаза.
— Подумай еще раз.
— Кто? — ахнула я.
— Принц. Одесский. Мой.
До вечера мы не перекинулись и парой слов. Странно, но я чувствовала вину за то, что случилось с Ольгой. Ведь это я ее уговорила на посиделки. И вот, я цела, здорова, а она… В темных очках даже
Ольга отмалчивалась. Сев в углу, я пересчитывала свою кассу и думала о том, что у меня, конечно, есть 20 гривен, которые нашла, и я могла бы выручить напарницу, но тогда не смогу позволить себе абсолютно ничего. К тому же, ходили слухи, Ольга решила увольняться.
— Мне нужны деньги. Что мне делать? — ныла Ольга.
Она с надеждой посматривала в мою сторону. Что делать… Я подошла к сумке, достала купюру, с минуту рассматривала ее и вернула на место. Нет.
Я пожала плечами. Откуда я знаю, что делать? Своих проблем хватает.
Ушла чуть раньше, а Ольга осталась. Плакала. К тому же, ее не сильно тянуло домой. Я злилась на себя, на двухсотгривневую купюру, камнем оттягивавшую сумку, и в ужасном настроении зашла в дом.
— А вот и наша красопета! — увидев меня, завопила тетка.
— Явилась, — вторила другая.
Я растерянно уставилась на двух заговорщиц. В том, что заговор был, убедилась через секунду.
— Это она — больше некому!
— Ну, да, не наши же мужики!
Тетки отбросили в сторону ножи и капусту, надвинулись, уперев руки в бока и посмеиваясь, и вдруг схватили меня с двух сторон. Одновременно. Я вскрикнула, они схватили меня под руки и попытались ткнуть лицом в мусорное ведро. Я выворачивалась, но понимала, что силы, мягко говоря, не равны.
— Шляется, шляется, с нее течет, а она ландыши…
Снова попытка сунуть мой нос в ведро и снова я вывернулась. Надолго ли? Я — мышь для двух толстых кошек. Неподвижная мишень для снайпера.
Я задыхалась, вскрикивала и понимала, что проигрываю, что мне придется не только увидеть, но и вдохнуть запах чужой прокладки. Она валялась на дне ведра, распластавшись и вобрав в себя кровь как минимум вселенной.
Меня ударили по щеке, — неряшливые пальцы с заусеницами, — мой ноготь сломался о край стола, я разозлилась и схватила нож. Его лезвие стало преградой между мной и двумя ненормальными. Острое лезвие. Надежной преградой.
Смогу ли? Даже вопроса такого не было. Да, если придется.
Тетки замешкались, оторопело глядели то на капусту, то на меня, сделали шаг назад.
— Чокнутая, — сказала одна из них. — Он же острый.
Я рассмеялась.
— Вот именно, — подтвердила, — именно.
И уже дальше — на их языке, чтобы доходчивей. Нет, молдавского не знала, но хорошо уличный жаргон — неплохая замена, как оказалось. Благо, детство не подкачало.
Если перевести на русский обыкновенный, то я сказала, что живу в своей стране, и если убью
Тетки хлопали ресницами, злились, молчали, но по глазам видела — не оставили намерений увидеть мой поцелуй с прокладкой.
— Я — одесситка, — крикнула одна из них.
— Да не позорь ты Одессу!
Меня снова душил смех.
— Сунетесь еще раз — я мешкать не стану. Пошли вон! Обе! Сегодня кухня занята.
Они переглянулись, кивнули друг другу и как завороженные, маленькими шажками, не поворачиваясь ко мне спиной, вышли.
Спрятаться в своей комнате сейчас — равносильно поражению. Или идти до конца, или лапки складывать в самом начале — так безболезненней.
Я взяла ведро и выбросила прокладку им под дверь.
Готовить мне было нечего — «Мивину» съела еще на выходных и не пополнила запасы. Заварила кофе, похрустела их капустой, заняла выжидательные позиции. Наверняка, вернутся.
В окошко увидела, что сунется муж одной из теток. Подмога? У двери своей комнаты он чертыхнулся, нагнулся, поднял прокладку и забросил в комнату. Послышались женские крики, потом показалась женская голова с десятью мужскими пальцами в кучерявой шевелюре. Больно?
Я улыбнулась. Хотелось бы.
Тетку и прокладку поволокли к туалету на улицу. Тетка отбивалась, кричала, но муж ее действовал жестко и вполне успешно. Лицом — к толчку, лицом — к прокладке, лицом — к земле, когда возвращались. Втолкнул ее в комнату, так и не позволив разогнуться, и зашел на кухню.
— Досталось? — спросил равнодушно.
Я пожала плечами.
— Нож, кстати, острый, — почавкав капустой, он вышел.
Прелестно.
С этого дня я спала не с радио, а с ножом. Каждую ночь клала под подушку и ждала матч-реванш.
Спать я разлюбила. Потому что хотела жить. Потому что хотела снова увидеть Артема. Две недели рабства в «Персике» не позволяли сбежать на курсы. Директриса умела учить.
Плюс: за две недели я похудела на пять килограмм, минус: Артем этого не видел.
Теперь я четко понимала, что хочу замуж именно за него, что живу только новой встречей, что даже если у него отберут квартиру, мы уедем в Луганск — лишь бы вместе.
Из отпуска вернулась еще одна напарница — Оксана. Работать стало легче и веселее. Вдвоем мы пытались вытянуть Ольгу из затяжной депрессии и по утрам подкрашивали ее синяк моей пудрой. Дешево и сердито.
Директриса, подумав, что мы окончательно раскаялись, успокоилась и перестала придумывать нелепые задания. Меня даже пригласили в кабинет и снова провели долгую беседу о будущем, потом мы съездили в другие ее магазины, где меня представляли как надежду торгового бизнеса, и милые девочки ошарашено взирали на новую протеже.
Вечера были свободны, но теперь уже я сама оттягивала момент встречи с Артемом. Пропустила несколько занятий, а в эту пятницу твердо решила идти. И настроение подходящее.