Песочный трон

Гуйда Елена Владимировна

Адер же был слишком взволнован, чтобы обратить внимание на состояние сестры:

— Атори знает, что ты подсыпаешь королю пески… Точнее, он думает, то это приворотное зелье, но мне кажется, что такой вариант ещё хуже, — нервно расхаживая по пустым покоям, явно рассчитанным на кого-то из низшей знати, и сжимая и разжимая кулаки, изложил Адер.

— Он так и сказал? — спросила Медвена, присаживаясь на стул за отсутствием чего-то более удобного. — Сказал, что уверен, будто я приворожила короля, или ты сам это всё придумал с перепугу?

Брат

остановился и закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти дословно разговор с королевским палачом.

— Не сказал, но однозначно намекнул. Если он поделится догадками с его величеством…

— Что тогда? — перебила Адера сестра. — Да, Вистер подозрителен. Но всё благодаря моим стараниям. Он верит мне. И, к счастью, только мне.

— Меди, ты очень рискуешь. Всё это, — развел он руки, — совсем не стоит наших жизней. Пусть ты будешь не фавориткой, но — жива.

«И все мы останемся живы!» — так и просилось на язык. Но Адер этого не сказал, а Медвена предпочла не заострять внимания.

— Я не смогу жить так, как жила наша мать: в глуши, забытая всеми и состарившаяся не от возраста, а оттого, что просто не видела смысла оставаться молодой, — спокойно сказала Медвена, наслаждаясь постепенно возвращающимся чувством лёгкости в теле. — Я останусь при дворе и лучше умру в стенах королевского дворца…

— А если на костре? — язвительно поинтересовался Адер. — Я, к примеру, не готов гореть заживо.

— Не говори глупостей. Вистер не отправит меня на костер. С чего у вас с Атори вообще начался этот разговор?

Адер перевел дыхание и устало упал на такой же стул.

— Я думал обратить его внимание на герцогиню Байе.

— И?

— И, как ты успела заметить, получил по носу.

— Очень любопытно, — задумчиво протянула Медвена. — Тебе не кажется, что граф на старости лет стал заглядываться на молодых герцогинь?

— Мне кажется, он просто не способен на кого-то заглядываться, — проворчал Адер. — За всё время, что его светлость находится при дворе, он не завёл ни одной, даже мимолетной, интрижки. Больше того — он даже не посещает борделей.

— Это может значить только то, что Атори разборчив в связях. Проследи сам за Эрвианной де Байе. Чувствую — его светлость не просто так защищает её. Но, боюсь, мои предчувствия слишком незначительный повод, чтобы тревожить короля. Нужны доказательства. И ты мне их добудешь, Адер. И чем быстрее, тем лучше.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Шелестела бумага на столе Бремора де Саменти в подвале под маленькой часовней. Поднималась потревоженная пыль, оседая на горящие факелы. Оттого воздух наполнялся ещё одним специфическим запахом, от которого зудело в носу.

Длинные тонкие пальцы герцогини Байе шуршали по залежавшимся листам. Быстро. Нервно.

Эрвианна спешила отыскать нужные бумаги. Те, о которых перед кончиной говорила Амайя де Байе. Те, которые должен был хранить её отец. Найти

и уничтожить. И пусть после этого мать изойдёт на пену. Пусть возненавидят все, кого она знает. Пусть Дэнни никогда не унаследует проклятый трон… Её сын важнее всего этого. И Эрри не могла потерять ещё и его. Без отцовских бумаг, без письма покойной Сиятельной Амайи никто не докажет, что Дэнни имеет хоть малейшее отношение к арнгвирийскому трону.

— Ну же, отец, куда ты мог их спрятать?! — зло смахнув листы со стола, прорычала Эрвианна. — Хоть намекни, в конце концов, — процедила она сквозь зубы, словно сами стены, хранящие память о Бреморе де Саменти, могли ответить на её просьбу.

Но они промолчали. Было бы странно — будь иначе.

Эрри в отчаянии стукнула по отполированной до идеальной гладкости столешнице.

Взгляд скользнул по стеллажам с сотнями разнообразных пузырьков, метнулся к полкам с ровными рядами книг. И Эрвианна едва не заплакала. Здесь она может искать несколько листов — несколько десятков лет.

— Проклятье! — простонала она, закатив глаза

С другой стороны, с чего она паникует? Если дочь герцога Саменти не может отыскать эти бумаги, то никто не сможет!

По крайней мере, очень хотелось в это верить.

Эрвианна шумно перевела дыхание и села на край стола.

Шарам. Могла бы и сразу догадаться. Но стоит только подумать, что сыну может что-то угрожать — как тут же отмирает способность размышлять здраво. С этим нужно бы что-то делать. Иначе — не выжить!

Подобные мысли немного охлаждали разум. Позволяли успокоиться и не совершать необдуманных поступков…

Что же, пусть сегодня она не отыскала бумаги, завтра будет ещё одна ночь. И послезавтра. Ещё будет время.

— Ладно! Раз ты не посчитал нужным поставить меня в известность, папа, то я как-нибудь переживу это. Главное, чтобы ты не решил поделиться этими сведеньями с кем-то другим.

Эрвианна говорила спокойно, размеренно, словно эхо собственных слов немного успокаивало её саму. Пусть и выглядела она как сумасшедшая, но тем не менее, разговаривая вслух, она представляла себе, что отец её слышит. Появлялось идиотское чувство, которое посещало ещё в раннем детстве: словно он может скрыть её от всех невзгод этого мира. Увы… он не придёт, сколько ни разговаривай с его книгами и записями, с его стаканом для талливийского виски и тайнами… Он не защитит. И с этим нужно смириться.

Эрри перевела дыхание ещё раз. В носу щекотало от запаха пыли и немного от невыплаканных слез. Не время рыдать. Да и не будет на это времени. Потому она поднялась и, не оборачиваясь, направилась на выход, бросив один мимолетный взгляд в зеркало, отразившее немного уставшую, но всё же собранную и решительную женщину. Наверное, отец и хотел бы видеть её такой. Ну, значит, такой она и будет. И, напоследок ободряюще улыбнувшись той, что смотрела на неё с той стороны зеркальной глади, стала подниматься к выходу.