Пессимизм
Шрифт:
Усни на век. Оставь без сожаленья
Весь этот мир — пустыню без границ,
Мираж, достойный лишь презренья...
Такие же мысли развивает Леопарди в своих диалогах В одном из них он зло насмехается над мыслью, что все будто бы сотворено ради человека. Он представляет себе, что весь род человеческий прекратил свое существование. И что же? Разве солнце перестало светить? Разве высохли моря и реки, а звезды не продолжают озарять безлюдные пустыни?
Диалог этот в высшей степени замечателен, так как указывает на реалистическое направление Леопарди, резко отличающее его от Шопенгауера. Леопарди очевидно глубоко убежден в том, что существование мира совершенно независимо от человеческого
В одном из диалогов Леопарди приводит уроженца суровой Ирландии в знойную африканскую пустыню. Житель севера упрекает природу, везде угрожающую человеку. Природа не медлит ответом. Два голодных льва бросаются на странника и пожирают его.
Леопарди не верит в человеческий прогресс. Орудием прогресса является мысль, а это самый пагубный дар из всех данных человеку. Растения и животные ничего не знают о своем ничтожестве, мы же измеряем свое.
В юности Леопарди был далеко неравнодушен к славе. К концу жизни он пришел к убеждению, что богиня славы еще более слепа, чем богиня любви. Он выводит Брута Младшаго, который говорит: „пусть лучше ветер развеет мое имя, чем достанется оно развращенным потомкам“.
II.
Если Леопарди был самым выдающимся поэтом пессимизма, то наиболее полное выражение пессимистической философии принадлежит Шопенгауеру.
Философия Шопенгауера не скрывает своей родословной. Она опирается с одной стороны на учение Канта, с другой — на древних индийских мудрецов. Но усвоенные таким образом начала были органически переработаны Шопенгауером и дополнены совершенно самостоятельным учением о воле, так что, в конце концов, учение Шопенгауера оказывается одним из самых оригинальных, какие когда-либо появлялись в классической стране философии — Германии. Кроме того Шопенгауер обладал из ряду вон выходящим литературным талантом. За исключением Платона, едва ли можно назвать хотя одного древнего или нового философа, равного в этом отношении Шопенгауеру. Никто лучше его не умел сочетать самые отвлеченные рассуждения с сарказмами, с блестящими аналогиями и поэтическими образами.
Шопенгауер был потомок голландских выходцев, сын богатого купца. Он вышел из среды вновь возникшей социальной силы — буржуазии. Новые общественные силы, если на их стороне великое будущее, обыкновенно выступают на сцену полными надежд. В буржуазной среде было конечно не мало ликующих голосов. Но знаменательным является тот факт, что уже в самом начале ее исторического поприща стали звучать отдельные голоса, пропевшие ей отходную почти в самой колыбели. Шопенгауер стоял в стороне от критики буржуазного строя; историческое развитие его не интересовало. Насколько влияли на Шопенгауера условия его общественного положения, можно судить лишь по тому, что он испытывал непобедимое отвращение к торговым делам. Впрочем у него есть несколько строк, посвященных новейшему рабочему (во II томе, т. е. в примечаниях к его главному труду). Легче проследить влияние психической организации и наследственности. Было уже замечено о ненормальностях в семье Леопарди. То же можно сказать о Шопенгауере. Отец его отличался угрюмым, даже бешеным нравом и как полагают, кончил жизнь самоубийством. В числе родных Шопенгауера были психически больные. Подобно Леопарди, Шопенгауер не испытал благотворного влияния материнской любви — он никогда не ладил с матерью. К красивым женщинам Шопенгауер был далеко не равнодушен, несмотря на все его пренебрежение к женщине, но мысль о том, чтобы составить семью, не приходила ему даже на ум. Но по отношению к Шопенгауеру можно сказать то же, что было замечено о Леопарди. Одними биографическими подробностями объяснить его миросозерцание нельзя. Личная жизнь дала лишь общий фон, благоприятствуя развитию мизантропии; но для переработки этого материала, доставленного жизнью, понадобился один из сильнейших философских умов, когда-либо появлявшихся в Германии.
Исходным пунктом философии Шопенгауера было крайнее идеалистическое истолкование философии Канта, приведшее к слиянию кантовского идеализма с древним индийским учением о призрачности всего существующего.
Весь мир, доступный человеческому познанию, т. е. мир, рассматриваемый как наше представление, есть по Шопенгауеру, призрак, иллюзия, индийская Майя. Здесь Шопенгауер сразу
Уклоняясь от Канта по вопросу о познании в сторону крайнего идеализма, Шопенгауер уклоняется от критической философии и в противоположную сторону. Он эмпирический идеалист и в то же время трансцендентный реалист. Кант и признает, что все сверх опытное постижимо лишь умом и является чистой идеей, которой можно с одинаковым правом приписывать совершенно противоположные признаки. Шопенгауер допускает, наоборот, что существует некоторый особый непосредственный опыт, позволяющий познать самую сущность вещей; но эта сущность доступна нам не как представление, а как воля.
Мир есть мое представление. По мнению Шопенгауера, это утверждение есть основа всей философии. Философия начинается лишь с того момента, когда человек сознает, что он не знает никакого солнца, независимого от человеческого представления, нет никакой земли, но есть лишь, глаз видящий, солнце, рука осязающая землю.
Но эта истина: мир есть мое представление, по мнению Шопенгауера, не есть еще полная истина. Ведь я могу, не только представлять себе внешние предметы, но и чувствовать от них удовольствие или страдание, желать их или не желать, воздействовать на них своею волей. И это отношение, отличающееся от представления и испытываемое нами непосредственно, приводит нас к другому утверждению: мир есть не только наше представление — и в этом смысле призрак, но и наша воля — и в этом смысле сама реальность, так как нет ничего реальнее нашей воли. Тот, кто старается проникнуть в сущность вещей извне, путем опыта и наблюдения, по словам Шопенгауера, подобен человеку, обходящему кругом замок, ищущему входа и способному срисовать лишь фасад, а не внутренность. „Все философы до меня, говорит Шопенгауер, рассматривали человека, как чисто познающего субъекта. Но такой субъект был бы ангелом, а не человеком; настоящий же человек есть личность, индивидуум, обладающий телом, желаниями, страстями. У такого индивидуума есть магическая способность, раскрывающая то, что недоступно никакому разуму. Эта способность и есть воля“.
Человек не может хотеть чего-либо, не совершив при этом того или иного движения. Акт воли, движение тела, это не два какие-либо акта, а один и тот же, данный двумя различными способами. Он представляется нам как движение, но непосредственно сознается, как волевой акт. Акт тела есть, стало быть, тот же акт воли, но представляющийся нам чрез посредство нашего рассудка, как нечто внешнее, объективированное.
Это учение одно из самых остроумных, какое было дано относительно воли, а также душевных волнений и страстей, так как последние у Шопенгауера не отделены резко от воли. К сожалению, это учение, во многом согласное с новейшими физиологическими теориями, было развито Шопенгауером в одностороннем и ложном направлении. Шопенгауер утверждает, что многие акты нашего тела, представляющиеся рассудку и внешнему наблюдению, как движения, в то же время создаются нами как акты нашей воли. Будь это даже строго справедливо для всех нервных процессов, отсюда вовсе не следует, чтобы это было основательно для всех наших телесных актов. Так напр. наблюдение и рассуждение убеждает нас в том, что в нашем теле обращается кровь, но кровообращение вовсе не сознается нами непосредственно, как акт воли. Между тем Шопенгауер, обобщая частный случай произвольных актов и забывая о том, что и здесь мы не наблюдаем, а предполагаем многие молекулярные движения, приходит к утверждению, что все вообще движения нашего тела ни что иное, как объективированные волевые акты. А отсюда уже недалеко до признания воли растений и даже камней: в конце концов воля превращается в мировое начало.
Но если даже ограничимся чисто психологической теорией, то окажется, что понятие о воле расширяется у Шопенгауера весьма значительно. К области воли он относит не только хотение и решение, но и желания, надежду, страх, любовь, ненависть, даже все, что относится к страданию и удовольствию, к счастию и несчастию. Сверх того, Шопенгауер вводит понятие о бессознательной воле, и даже полагает, что воля по существу бессознательна. Сознание является для нее второстепенным, случайным элементом. Отсюда, в свою очередь, недалеко до утверждения, что и все физические силы следует свести к воле.