Пёстрые перья
Шрифт:
– Да, я могу …
Я готова была провалиться сквозь землю.
– Тогда, пожалуйста, ответьте на него.
Запинаясь, я начала отвечать. Однако, уже почти дойдя до конца, взглянула на Петера. Лицо его ничего не выражало. Из-под одежды высовывался крепкий кулак. Говорить мне сразу расхотелось.
– Ну что же ты? – ласково спросил учитель.
– Прошу меня простить, – пролепетала я, – можно мне уйти?
– Конечно, – так же просто ответил он.
– Кстати, в следующий раз можешь не прятаться под столом.
Я смотрела на него, не веря своим глазам – он показывал на место в кресле у окна!
После занятий брат прижал меня в уголке и с угрозой сказал:
– Только попробуй ещё раз туда притащиться, я тебе уши оторву!
Я поморгала с невинным взглядом:
– Ты не хочешь, чтобы я тебе помогала?
– Это как?
– Кресло у окна у учителя за спиной. Он меня не увидит, когда я буду тебе подсказывать.
Брат уставился на меня. Такая мысль не приходила ему в голову. Потом он улыбнулся и кивнул.
– Я всегда знал, что ты хитрюга.
С тех пор я спокойно занимала своё место у окна.
Глава 6
Так продолжалось довольно долго, пока моя мать однажды не решила, что пора положить этому конец. «Девочка из приличной семьи не должна забивать себе голову науками, это удел мужчин», – сказала она. Я видела учителя, выходящего из комнаты после разговора с родителями. Он увидел меня, ждавшую под дверью, улыбнулся и кивнул:
– Извини, Эвелина. Ты была моей лучшей ученицей.
После этого разговора он недолго пробыл учителем Петера. Незадолго до своего отъезда учитель подошёл ко мне, и протянул небольшой свёрток:
– Возьми, это тебе на память.
То была книга, завёрнутая в толстую ткань.
– Береги её. Это редкая вещь.
На следующее утро я уже сидела рядом с Меделин, нашей белошвейкой, с тоской наблюдая за сноровистыми движениями её пальцев. Её игла так и мелькала, то появляясь, то исчезая в складках ткани, таща за собой цветную нитку. Я перевела взгляд на свою работу – смятая тряпка с узлами нити.
– Я никогда не научусь, Меделин, – сказала я угрюмо.
– Ничего, научишься, – равнодушно ответила Меделин.– Перед замужеством любая девушка должна это освоить.
– Я пока не хочу замуж.
– Тебя пока и не отдают.
– Мне хотелось бы выйти за красивого, рослого парня – как Вит. – Вит был личным слугой Петера, и предметом обожания женского населения замка и его окрестностей.
– Вот как?
– Да, и ещё чтобы он был учёный, и разбирался в разных науках.
– Думаю, все красавцы достанутся твоей сестре, – сказала Меделин. – А тебе придётся повременить, чтобы накопить побольше приданого. Некрасивым девушкам оно понадобится.
– Я некрасивая? – Никто, кроме сестры, не говорил мне этого. Я подняла глаза
Позже мне вспомнилось, что белошвейка была одной из поклонниц Вита. Её муж, за которого её выдали совсем девочкой, был гораздо старше, и спустя годы превратился в отвратительного старика.
Спустя несколько лет моя сестра вошла в брачный возраст. Ей заказали много новых платьев, а на всяческих учителей ушла уйма денег. Дома начали устраиваться званые вечера. Сестру теперь редко можно было увидеть дома. Она проводила всё своё время то у соседей, то на охоте, сопровождаемая свитой нарядных молодых людей.
Однажды наш городок посетил наследник престола. Принц оказался ровесником Эльвиры. Он приехал в сопровождении знатной молодёжи. В нашем замке начался переполох. Ближе к вечеру все знатные гости были у нас.
Помню, меня нарядили в новое платье, и велели Виргинии за мной присматривать, чтобы я не вертелась у гостей под ногами.
Столичные гости поразили своими вычурными – по сравнению с нашими провинциальными – нарядами и привычками. А ещё они практически все влюбились в Эльвиру. Одна она не оставалась – если не тот, так другой гость крутился возле неё, поедая сестру глазами.
Ей постоянно передавали надушенные записки, разрисованные цветами, птичками, и тому подобными вещами. Она, смеясь, читала мне некоторые из них. Это были стихи, полные любовных признаний. Думаю, тогда сестра и познакомилась с будущим мужем, хотя надежду она подавала всем, и все поклонники терзались неопределённостью.
Уже после отъезда гостей сестре принесли ещё одно послание. Она показала его мне. Помню, сестра нашла меня в саду, сунула в руку листок и сказала:
– Прочти вслух!
Я прочла. Посмотрела на сестру. У неё был одновременно довольный и раздражённый вид. Тогда мне казалось, что Эльвира показывала мне эти письма, чтобы похвастаться. Сейчас я думаю, что, может быть, она просто плохо разбиралась в орфографии?
Принц Леонел шевельнулся в кресле:
– Что это были за стихи?
– Кажется, там было так:
«Её любил, теперь я равнодушен.
Уж больше не заманишь в эту сеть.
На самом деле ей никто не нужен.
Забавно было на меня смотреть.
Ну, сущая сирена, право слово!
Сладчайший голос – лампа мотыльку.
Летишь поближе – и уже приколот,
Классифицирован, и номер на боку.
Я больше никого любить не буду,
И по расчёту, видимо, женюсь…»
– Дальше я не помню.
Принц почувствовал, что мучительно краснеет. Он был уверен, что этих стихов уже никто никогда не вспомнит. Из глубокой задумчивости его вывело осторожное покашливание секретаря.