Пьесы
Шрифт:
Андрей Федорович брел, бормоча и крестясь. Где-то он раздобыл палку и остановился отдохнуть, опираясь о нее.
За его спиной возникло большое пятно света, а в из пятна — два ангела в том самом облачении, в каком мы привыкли их видеть на образах. И неизвестно чей голос произнес:
ГОЛОС. Постой, милая!
Андрей Федорович невольно обернулся.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Какая я
Он пошел прочь, но ангелы заступили ему дорогу.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Отойдем в сторонку, поговорим.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Нам о важном потолковать надобно.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Мы к тебе с просьбой, радость. Образумься. Очень нам обоим неловко получается. Ни он, ни я своей обязанности выполнить не можем. Коли ты — раба Ксения, так я твой ангел-хранитель до самой смерти. Но ты имени своего отреклась и не меня призываешь. И не ведаю — отлетать ли от тебя, или дальше за тобой смотреть? А вот раба Андрея ангел-хранитель. Ему бы, схоронив раба Андрея, лететь встречать новую душу, а ты не пускаешь. Вот мы с ним и маемся, я — без дела, он — не понимая, как теперь дело делать. А мы сама знаешь перед кем в ответе...
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Что же Он не рассудит?
Сказав это, он посмотрел на небо.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Он ждет... А чего Он ждет — нам знать не дано. Мы посоветовались и к тебе стопы направили. Отпусти моего брата, вернись ко мне, радость! Не смущай нас понапрасну!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. А то ведь Он ждет, ждет, да и не захочет больше ждать.
Андрей Федорович вздохнул.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Это вы меня смущаете. Я Аксиньюшку свою схоронил, ее грехи замаливаю, мне недосуг. Что же ты, рабы Ксении ангел-хранитель, ее от смерти без покаяния не уберег?
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Как ты можешь знать Божий замысел?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Не могу. Может, он таков, чтобы всякий испытание имел? Меня Аксиньюшкой испытывают: молебны в храмах служить велю, сам в тепле полеживая, или с молитвой пойду по миру для спасения ее души?
Он повернулся да и пошел прочь, ангелы лишь руками развели, но двинулись следом.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. А может, и верно — испытание?
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. И что же? Он ждет, чтобы мы от нее отреклись и к Нему прилетели? И похвалит нас за это?..
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Молчи!..
Непонятно было, почему вскрикнул первый ангел — то ли крамолу почуял в словах товарища, а то ли показалось, будто с неба летит долгожданный глас. Оба повернулись к им одним ведомой точке в высоком небе, но услышали лишь тишину.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. То-то и оно, что не чужого.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Может, ты с ней останешься? Ты ей нужен, ты, это твое испытание... А от меня она отреклась...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Никогда же такого не было, чтобы нас — нас! — испытывали!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Не введи нас во искушение...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. А вот ведь ввел...
И тут Андрей Федорович обернулся. И, покопавшись в кармане, достал копейку, внимательно ее разглядел.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А вот царь на коне. Помолитесь, убогие, за мою Аксиньюшку!
Он разжал руку — копейка упала в грязь.
Андрей Федорович покивал, глядя, как растерявшиеся ангелы смотрят под ноги, и прошел между ними, и пошагал туда, откуда пришел, бормоча невнятно молитву.
Анета и Лизета наблюдают из кареты, как где-то вдалеке бредет Андрей Федорович.
АНЕТА. Экое дурачество! И нарочно такого не вздумать. Беспримерно!
ЛИЗЕТА. И ходит в его кафтане? Так это, выходит, она?..
АНЕТА. Она самая, полковница Петрова.
ЛИЗЕТА. И в дом не заходит? Спит на церковной паперти?
АНЕТА. Где спит — кто ж ее знает? А дом Парашке отдала, я ее помню, Парашку Антонову? Такая кобыла! То бесприданница была, теперь сразу целый дом в приданом, того гляди, к ней свататься начнут.
ЛИЗЕТА. Так дом отдать — это же бумаги писать надо! Дарственную, что ли! Мне вот страсть как хочется домком разжиться, я и узнавала.
АНЕТА. С бумагами тоже там что-то было, мне рассказали. Парашка-то испугалась — ну как родня петровская из дому выгонит? Пошла прямо во дворец! До самого начальства добралась. Сказывали — как-то утром карета у дома останавливается, конные рядом! Из кареты монах выходит и — в дом. Потом Парашка объяснила — бывший полковника начальник приезжал, она к нему нарочно Аксинью приводила. Та пришла...
ЛИЗЕТА. Монах?
АНЕТА. Да отец Лаврентий, поди! Он ведь церковным хором заправляет — вот и начальство, полковник Петров у него в подчинении был. В дом Аксинья не вошла, в саду ее тот монах уговаривал. Потом Парашка рассказывала: диву далась, до чего хозяйка разумно отвечала. Только на имя не откликалась — а чтобы звали Андреем Федоровичем. И как-то они договорились, чтобы Парашке в доме жить. Правда, к тому времени она, Аксинья, чуть ли все имущество в церковь потаскала. Охапками носила и на паперть клала. А Парашке много ли надо? Ее-то комнатка цела.