Петербургская Коломна
Шрифт:
В дневнике Константина Андреевича записано: «Был на выставке в Зимнем дворце. Ужасная тоска. „Мир искусства“ тоже. Один Филонов меня заинтересовал, большое искусство, хотя и неприятное…». На выставке Филонов представил 22 работы под общим названием «Ввод в мировой расцвет».
В мае 1919 года положение Петрограда значительно ухудшилось. Не исключалась даже временная сдача города белым. В ночь на 13 мая генерал Юденич предпринял наступление. Питерский фронт тогда признали первым по своей важности. В июне на фортах Красная горка и Серая лошадь вспыхнул белогвардейский мятеж. Ожесточенные бои под городом длились до августа 1919 года.
Анна Андреевна, проявляя
В ноябре войска Юденича потерпели сокрушительный разгром. Северо-западная белая армия перестала существовать. Однако и в ноябре 1919 года Петроград еще напоминал неприступную крепость, готовую отразить врага от своих стен. 1 декабря 1919 года Константин Андреевич встретил свое 50-летие в родной и заботливой семье, в доме на Екатерингофском проспекте. В квартире холодно. За окном вьюга несет снежную поземку, заметая набережную мрачного Екатерининского канала.
19 декабря 1919 года – праздник сердца. Вечером с сестрой Сомов ходил в Дом искусств – пышное помещение на углу Невского и Мойки. Поразили тепло и обилие света. Работала столовая. Масса народу. Литераторы, художники. Многие живут здесь же. Чуковский читал стишки разных знаменитостей, посвященных ему в книжке «Чукоккала». Потом прочитал свою статью о Маяковском. Гумилев скучно, загробным голосом декламировал цикл «Персидские миниатюры».
27 декабря 19 художников Петрограда, и среди них К.А. Сомов, собрались на предновогодний вечер. Говорили больше о еде, радовались хорошему обеду, состоявшему из щей, пшенной каши с маслом, непонятного крема и сладкого чая.
Петроградская зима 1920 года была для жителей города не лучше, чем предыдущая. По-прежнему у магазинов стояли бесконечные голодные очереди. Виктор Шкловский, в то время активный футурист-формалист в искусстве, с красным от холода носом и распухший от голода, писал в тот год: «Питер живет и мрет просто и не драматично… Кто узнает, как голодали мы, сколько жертв стоила революция, сколько усилий брал у нее каждый шаг…». Дров не было. Жгли все, что могло гореть – мебель, двери, журналы, книги. Вязанка дров – целое состояние. Разбирали на дрова и жгли деревянные дома, заборы, сараи.
Семья Михайловых – не исключение. В январе 1920 года К.А. Сомов вспоминал: «Не работал. Ходил с салазками в Дом искусств за пудом овощей. Порядочно уморился… Теперь мы все мучаемся от холода, я в особенности, так как мои комнаты самые холодные. Работаю я завернутый и закутанный, как на улице. Но я все же очень много работаю и благодарю судьбу, что могу без помех заниматься своим искусством. В общем жизнь идет грустно и неинтересно, очень мало кого вижу из тех, кого хотелось бы видеть. Из-за дальности расстояний… Только
Да, именно так все и было. Но в замерзающем, холодном городе искусство не погибло. Оно заявляло о себе афишами и объявлениями о художественных выставках, постановках замечательных спектаклях, музыкальных вечерах. Записи в дневнике К.А. Сомова, сделанные им в 1920 году, свидетельствуют об этом.
17 января: «Обедал в доме искусств опять рядом с Анной Петровной, с другой стороны Нотгафт. К концу обеда приехал Грабарь. После обеда пошли наверх на открывающуюся завтра выставку Замирайло. Много прекрасных вещей…»
31 января: «…обедали раньше, так как с Анютой торопились в театр на „Разбойников“. Декорации и костюмы Добужинского. Играли Монахов и Максимов…»
14 февраля: «..с Анютой пошли обедать в Дом искусств. После обеда пошли наверх смотреть открывающуюся выставку Альберта Бенуа. Много великолепных акварелей, громадный талант, разменявшийся впоследствии на гроши…»
5 марта: «…вечером с Женей пошли в Дом искусств. Музыка Шумана в хорошем исполнении Голубовской „Крейслериана“ и другие».
12 марта: «… в доме искусств Миклашевская блестяще играла ряд вещей Листа…»
18 марта: «…вечером в театре в ложе Драматического театра „Рваный плащ“ Сен Бенелли…»
23 марта: «…после концерта скорее побежал наверх к Нотгафту смотреть выставку Добужинского…»
Театральная и художественная жизнь Петрограда не замирала ни на один день. Играли и пели замечательные артисты.
В «Псковитянке» гремел могучий бас Шаляпина. Блок и Мейерхольд ставили спектакли, оформление их блистало декорациями А. Бенуа и М. Добужинского.
В 1920 году Константин Андреевич в очередной раз рисует портрет Анны Андреевны Михайловой. Работая над портретом, Сомов писал своему другу, художнице Е.Н. Званцевой: «Анюта страшно похудела и стала очень нервной и нежизнерадостной». По сравнению с портретом 1897 года с листа серого картона смотрит другая женщина, на чью долю выпало столько горьких испытаний – смерть близких, война с Японией, Мировая война, в кровавой бойне которой участвовали ее сыновья, две революции, Гражданская война и, наконец, жизнь в холодном и голодном Петрограде – все это не преминул безжалостно отобразить рисунок дамы «в седых кудряшках», смотрящей строгим и печальным взглядом.
А.А. Сомова-Михайлова.
Портрет работы К.А. Сомова. 1920 г.
Молодая республика создавала свое искусство. Провозглашались новые школы и всевозможные направления. Молодежь, начисто отрицая все старое, пыталась энергично создать революционное искусство, коего никогда и нигде еще не было. Всюду раздавался ее мощный призыв, начинавшийся с короткого слова «Долой!» Во имя будущего жертвовалось всем, в том числе и огромным богатством накопленного культурного наследия, оно, по мнению молодых и чересчур горячих лидеров нового движения, продолжало крепкими путами связывать массы с проклятым наследием прошлого, а вместе с ним, конечно, и с господствующими классами.