Петербургские апокрифы
Шрифт:
— Уж не невеста ли твоя будет, Алешенька? — оглядев Верочку, спросил отец Герасим. — Смотри, венчать буду я. Я крестил. Я, даст Бог, и обвенчаю.
Он говорил грубовато, как-то по-простонародному, а добрые глаза лукаво смеялись.
До сих пор никто не выдавал ни одним словом тайны, и теперь всем стало неловко; одна Верочка осталась спокойной и слегка грустной.
— Ну, так смотри, не обойди старика, — крикнул отец Герасим, провожая и помахивая приветственно своей широкополой шляпой.
После сытного деревенского обеда с пирогом, индейкой и опять пирогом, уже сладким, все как-то немножко
— Ну, Алеша, пойдем, поговорим.
И от тона этих слов, и от того, что, войдя в кабинет, Володя прикрыл дверь, Алеше сделалось почти страшно.
— Видишь ли, на мне лежит неприятная миссия узнать подробно твои планы. Ты знаешь, что я очень люблю тебя. Вашей женитьбе очень сочувствую, но ведь пока были все одни слова, притом довольно смутные. Расскажи же мне, как вы предполагаете устроиться, на что жить, пока ты кончишь университет и все прочее.
Он замолчал и смотрел вопросительно.
— Я не знаю, я об этом не думал, — жалобно, чуть не плача, ответил Алеша, и вероятно, лицо его было так недоумевающе, что Володя не удержался от улыбки.
— Ну, видишь, какой ты еще мальчик. А Вера тоже ведь совсем ребенок, притом избалованный. Ты не подумай, что тривиальными соображениями я буду убеждать тебя отказаться, отложить, — напротив, я бы поддерживал самое героическое решение, но родители беспокоятся.
— Как-нибудь все устроится, — бормотал Алеша. — Надо придумать.
— Я понимаю, — опять заговорил Володя, видя, что толку от Алеши не добиться. — Я понимаю, что все это очень неприятно — думать, чем платить за квартиру, за обед… но надо же все вырешить; чем дальше откладывать, тем хуже; ну, скажи, каковы твои ресурсы и на что ты можешь рассчитывать.
— Мне из дома дают сорок рублей в месяц и больше давать не могут, — весь красный, запинаясь, сказал Алеша.
Володя будто обрадовался.
— Ну вот, договорились, по крайней мере, до цифр. Видишь ли, наши помогать вряд ли много смогут да и особенного сочувствия вашему браку вряд ли можно будет от них ждать. Не подумай, что я тебя отговариваю, только вам очень и очень надо подумать, сумеете ли вы перенести почти нужду. Конечно, можно найти какие-нибудь уроки. Вера тоже могла бы зарабатывать, но все это будет не очень легко и потому вам необходимо все взвесить окончательно. Тебе нужно много заниматься. Вера не привыкла ни о чем материальном заботиться. Я ничего не решаюсь советовать; если вы останетесь тверды в своем намерении, я буду очень рад; но, может быть, для вас обоих, таких еще неприспособленных, было бы благоразумнее отложить, что ли, подождать. Впрочем, я впадаю с сухое доктринерство; конечно, поступайте так, как вы почувствуете, что нужно поступить. Только идите вперед с открытыми глазами.
Алеша сидел, будто раздавленный, ему было мучительно стыдно, но почему-то и в голову не приходило сказать, что все это только шутка, что никакой свадьбы не будет. Он будто забыл, что это так.
— Да, еще, — прибавил Володя. — Может быть, это будет жестоко, но я буду очень настаивать, чтобы мы сегодня же вечером уехали. Я обещал это нашим и считаю, что раздражать
— Хорошо, я поговорю с ней, — промолвил Алеша тихо.
— Ну, не надо же так унывать. Ты сам на себя не похож. Ведь ничего неприятного я тебе не сказал. Все зависит от тебя и Веры. Я же во всяком случае приложу все силы, чтобы помочь вам, насколько могу.
Верочка уже ждала нетерпеливо конца разговора их на балконе.
— Что тебе говорил Володя? — взволнованно спросила Верочка и взяла Алешу за руку.
Она не заметила, что обратилась к нему на «ты», не заметил этого и Алеша.
— Скорей, скорей, мне нужно все знать. Что он наговорил вам? Вы совсем бледный, — торопила она и сама бледнела от волнения.
Они вошли в сад. Верочка держала Алешу за руку, и так они ходили долго по круглой дорожке около клумбы.
— Володя сказал, что вам сегодня же нужно уехать, — промолвил Алеша, будто это было самое главное. — Он говорит, что нужно все решить окончательно…
— Что решить? — спросила Верочка.
— Относительно… относительно нашей свадьбы. Он говорит, что нам будет очень трудно и вряд ли вы сумеете перенести.
Верочка задумчиво повторила:
— Да, очень трудно. Я об этом уже думала. Но он напрасно думает, что я слабая, я могу снести все, если нужно, отказаться от всего. Я сумею.
Она говорила долго и горячо и потом вдруг оборвала:
— Да к чему же все эти разговоры? Ведь это только шутка. Как глупо! Не правда ли?
Они остановились и с недоумением посмотрели друг на друга.
— Нет, это не шутка, — тихо сказал Алеша. — Это не может быть только шуткой.
Верочка отпустила его руку и пошла по дорожке, склонив голову. Алеша шел за ней. На повороте они встретились. Верочка подняла голову. Будто пеленой какой-то было окутано ее лицо.
— А вы, вы-то сможете? Вы такой слабый, вам будет трудно.
Нежность и радость нахлынули на Алешу, он уже не помнил тяжелых сомнений.
— Нет, нет, нет, — повторял он. — Мне будет хорошо, все будет хорошо. Милая, милая…
Солнце уже склонялось к пруду, из деревни доносилась гармоника, на террасе накрывали к чаю. Алеша и Верочка стояли у куста сирени и, как зачарованные, глядели друг на друга, улыбались и не находили слов.
Нагнувшись к белой ветке сирени, Верочка сорвала лепесток и сказала:
— Я нашла счастье, — и потом добавила, вздохнув, — но тогда сегодня надо ехать, Володя прав.
Девочки бежали звать к чаю.
Они шли, взявшись под руку, уже не таясь, не конфузясь, и Володя улыбался им с верхней ступеньки террасы, как бы приветствуя их решение.
Алеша и Верочка поднимались по украшенной березками лестнице спокойные, твердые, светлые.
Розы принца{332}
Сентиментальная новелла