Петербургские апокрифы
Шрифт:
Господин Вернер и его секретарь приехали почти перед самым завтраком. Они заняли столик в далеком углу и, разложив карту, обсуждали планы новых экскурсий. Секретарь встал из-за стола и вышел из залы. Почти в ту же секунду, как он скрылся за дверью, господин Вернер тоже поднялся.
Сконфуженно пробираясь между столиками (все следили за принцем), он направился к Камилле. Она чувствовала, что краснеет, и делала вид, что очень занята раскладкой газет.
— Я потерял ваш цветок, — неуверенно выговаривая слова, произнес принц, — и хотел
Камилла подняла глаза на него.
Господин Вернер не улыбался и стоял, опустив глаза; длинные ресницы клали тень на щеки.
Почему-то у Камиллы дрожали руки, когда она вытаскивала гвоздику, уже не выбирая лучшую. Она не решилась протянуть цветок принцу и положила гвоздику на край стола.
В дверях показался секретарь. Будто пойманный на месте преступления, с мальчишеским смущением принц взял цветок и, позабыв заплатить, пошел к своему ментору.{334}
Вся зала наблюдала эту сцену. Г-жа Сац одобрительно кивала головой из-за своей стойки.
Прошло несколько дней.
К присутствию принца все привыкли, и общее внимание гораздо больше привлекала приехавшая на курорт дама, героиня недавнего громкого уголовного процесса.
Только Камилла досадливо чувствовала, что краснеет, когда в залу входили принц и барон, его секретарь.
Принц не покупал больше гвоздики и только издали раскланивался с продавщицей.
Впрочем, вообще он появлялся в общей зале все реже и реже, обед и ужин посылали в его комнаты, там же он большую часть дня и проводил, лежа на своем балкончике. Говорили, что принц чувствует себя нехорошо, и знаменитый профессор приезжал экстренным поездом из Парижа три раза на одной неделе.
Г-жа Сац, умевшая вмешаться во всякое дело, взялась ухаживать за принцем и победила даже горделивое пренебрежение барона. Она варила принцу какую-то особенную кашку и развлекала его своей неутомимой болтовней.
Она одна из всей прислуги отеля допускалась в комнаты принца и даже нередко, заменяя барона, сопровождала принца в его прогулке к берегу моря.
Камилла видела из окна, как они медленно проходили по аллее, и принц садился отдыхать на скамейку, а г-жа Сац, выразительно жестикулируя, рассказывала ему что-то.
Однажды вечером, когда Камилла уже собиралась уходить, к ней подошла г-жа Сац.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, милая Камилла, — сказала она несколько слащаво, — с этими хлопотами мы совсем не видимся, а у меня есть кое-что рассказать вам. Я ведь никогда никого не забываю и забочусь обо всех. Может быть, вы зайдете ко мне поболтать полчасика. К тому времени, может быть, и дождь перестанет.
Камилле почему-то сделалась противна г-жа Сац с ее сладкой улыбкой, кроме того, Карл, наверно, уже давно ждал ее, и неловко было заставлять его мокнуть на дожде.
Видя ее нерешительность, г-жа Сац повторила выразительно:
— Мне очень бы хотелось рассказать вам кое-что,
Она взяла за руку девушку и почти насильно повела за собой.
В комнате г-жи Сац был приготовлен ужин и два прибора, очевидно, она заранее решила пригласить Камиллу.
— Садитесь, душенька, вы так устали, под глазами синяки… ай, ай, надо заботиться о себе. Положим, вам еще все идет и эта томная бледность… Вы очаровательны, милая!
Г-жа Сац суетилась, усаживая Камиллу, пододвигая ей кушанья и наливая в стакан вино.
— Попробуйте это вино, оно со стола его высочества, — угощала г-жа Сац.
Камилла сделала несколько глотков. Нежная теплота разлилась по телу, стало веселее, и г-жа Сац с ее суетливой, заставляющей насторожиться ласковостью не была так противна.
— Отличное вино! — промолвила Камилла, откидываясь на спинку стула. — Как счастливы эти принцы!
— Вот уж нет, — заговорила г-жа Сац, — вот уж нет. Посмотрели бы вы на нашего господина Вернера. Трудно представить себе принца более доброго, красивого, изящного, ласкового, простого, а, вы думаете, он счастлив? Болезнь его, это что — пустяки. Ему гораздо лучше, и он давно бы поправился, если бы был немножко счастливее.
Она помолчала, выпила почти полный стакан вина и, пододвинувшись к Камилле, заговорила:
— Знаете, он плакал, клянусь Мадонной, плакал целую ночь, и знаете почему? — Я сказала ему, что вы — невеста другого.
— Что вы говорите, госпожа Сац! — воскликнула с каким-то ужасом Камилла. — Что вы говорите, не надо!
— Говорю то, что было, только то, что было, — еще ближе придвигаясь к Камилле, касаясь ее колен, повторяла г-жа Сац. — Только о вас-то и разговор у нас. Как он страдает, как мучается, бедненький. Оттого-то и хуже ему стало, только оттого.
Камилла почти не слышала г-жи Сац, а та, будто заколдовывая ее, шептала, заглядывая в глаза.
— Только вы можете спасти принца, только о вас дни и ночи мечтает он. Подумайте, принц! Какая радость, какое счастье ожидает вас обоих, если вы захотите. Царская роскошь окружит вас и любовь такого прекрасного, такого нежного принца. Вы будете первой его любовью. Подумайте!
Наконец она замолчала. Камилла сидела, закрыв лицо руками, не двигаясь.
Г-жа Сац сказала другим, своим обычным голосом, будто все уже было решено:
— Принц очень робок, он не осмелится первый сказать вам. Вы пошлете ему букет красных роз, и это будет вашим признанием. Так будет удобнее и для вас, и для него.
Карл не дождался в этот вечер своей невесты, хотя он терпеливо ходил под дождем, пока не погасли все огни отеля.
Камилла прошла задним ходом.
Весь следующий день Камилла провела в тревоге.
Ей казалось, что она не может увидеть сегодня принца. Почти с ужасом быстро взглядывала она всякий раз, когда открывалась дверь, но ни принц, ни его секретарь не показывались в тот день в зале.