Петербургские апокрифы
Шрифт:
— Ну вот, разве я не знаю духов, которые употребляют все эти франты и которыми воняет от сеньора Маркезе, — возразил Джованни недовольным голосом. — Ты сама ничего не понимаешь, если не умеешь даже различить своего запаха.
— А правда ли, — спросила мадонна совершенно неожиданно. — А правда ли, что ты обещал сеньору Маркезе отравить меня?
Джованни, нисколько не смутившись, поднялся на локоть и, зевая, отвечал:
— Да, я сказал, что исполню, но ведь я тогда не знал тебя. Я даже не думал, что с тобой будет так весело. Сеньор Маркезе дурак, если он думает, что теперь я буду помнить еще обещание.
Он не опускал своих светлых, прозрачных глаз, придающих его лицу всегда удивленное и искреннее выражение, но в слащавом голосе
— От козней дьявола избави нас, Господи.
— Ты не обманешь меня, Джованни. Я знаю, не потому что верю тебе, но потому что ты любишь меня. Да! Мы уедем с тобой далеко, и никто не отыщет нас. Да, да, — шептала Беатриче, покрывая поцелуями все его тело.
— И ты каждую ночь будешь приходить ко мне, как сегодня, и не давать мне спать, — с лукавой улыбкой спрашивал мальчик, нисколько не стыдясь ласк и своей наготы.
— Если ты недоволен, я могу оставить тебя в покое.
— Нет, нет, я пошутил, хотя ты, кажется, хочешь, чтобы ночь продолжалась весь день.
— Хитрец. Это твои слова!
— Дай мне вина, — попросил Джованни.
Мадонна подала ему кубок, но, сделав один глоток, он оттолкнул его:
— Попробуй его, оно, кажется, кислое.
Она отпила немного и сказала:
— Ты привередничаешь, но хочешь, я принесу тебе свежего.
— Не надо, я боюсь оставаться один.
Мадонна задернула скрывшую обоих занавеску. Каноник, чуть не шатаясь, быстро выбежал из комнаты и потом из дома. Непритворное волнение было написано на его столь искусно умеющем скрывать истинные чувства лице. Только пройдя несколько домов и очутившись на берегу Арно, он несколько пришел в себя.
Ветер освежил его, и, отправляясь по направлению к палаццо подеста Маркезе, он шел уже степенной, медленной походкой, даже подпевая вполголоса доносившейся откуда-то издали модной серенаде:
Феб сошел к Фетиде в море, Серп блестит уж в синеве. Те же муки, то же горе Я несу в себе. Я — корабль с бесценным грузом: Вздохи, песни — клад тебе, Я ликую тесным узам, Что несу в себе.{123}Мадонну Беатриче нашли на другой день мертвой в ее комнате. Смерть эта вызвала много толков, так как служанки, убиравшие постель, не были достаточно скромны, но Джироламо Маркезе объявил, что порочащие честь покойной найдут в нем ее защитника, сумеющего дать отпор, хотя бы целый город вышел против него. Он казался неутешным в течение целых трех месяцев и написал 39 элегий, получивших большое распространение и доставивших ему новый лавровый венок на поэтическом турнире в соборе Святой Марии дель-Фьоре.
Посвящается Нине Петровской
Когда благородная мадонна Анжелика узнала от старой своей служанки, что заговор, о котором давно ходили слухи, открыт; что у собора городская стража не выдержала натиска мятежников; что подеста пронесли в закрытых носилках, по слухам, едва живого от глубокой раны
Хотя Феличе еще жил со своим учителем в вилле близ Марины, однако это мало уменьшало опасность и, наоборот, скорее ее увеличивала полная уединенность, где ни друзья, ни благоразумие самих победителей не могли утишить раздражения против отца, которое легко могло перейти на сына и привести к трагическому концу.
Впрочем, оцепенение ужаса недолго владело Анжеликой, так как она не только писала стихи и изучала греческих поэтов, но также была мужественна и решительна, как подобает дочери солдата, сделавшего много славных походов и обязанного им всем богатством и влиянием, а не только происхождению из знатного рода, которое нередко скрывает за собой душу человека низкого и недостойного.
Быстро принятое решение не было ни на минуту задержано в его исполнении. Спрятав свои густые светлые волосы под круглым колпаком, сменив прекрасные женские одежды на грубый костюм мальчика, в котором по утрам она занималась гимнастикой, подражая девушкам Спарты, Анжелика вышла на двор и, в общей суматохе никем не замеченная, проскользнула в конюшню, сама оседлала свою серую с черными пятнами кобылу и, проскакав по улицам Пизы, много раз благополучно избегая опасности попасть в свалку, направила свой путь по песчаной дороге вдоль моря.
Солнце неожиданно быстро село в синюю тучу. Наступали серые осенние сумерки. Море было неспокойно. С полдороги начавшийся дождь становился все сильней; но мадонна, казалось, ничего не замечала, подгоняя коня словами и даже жестокими ударами шпор, хотя руки ее почти закостенели и нежное тело ныло от непривычной усталости.
Было совсем темно, когда, наконец, замигали редкие огни Марины в глубоких садах. Вилла Ласки стояла в стороне, у самого моря. На широком дворе не было видно слуг, в окнах — огней, и острый страх сжал на минуту сердце Анжелики, так как дом показался ей уже покинутым. Привязав лошадь к кольцу, мадонна поднялась на ступеньки и, открыв дверь, вступила в темные сени. Однако пройдя первую залу, она увидела слабый свет из внутренних дверей, где помещалась комната Феличе. Когда на ее стук дверь приоткрыл стройный, худенький мальчик, лет 15, с удивленным лицом разглядывающий необычайный костюм и не сразу узнавший под ним благородную мадонну Анжелику, она чуть не лишилась чувств от слабости, вдруг охватившей все члены, и какого-то радостного стыда, что она видит Феличе здоровым и невредимым. В глубине комнаты приветливо пылал камин; по стенам были развешаны чертежи; на широком столе лежали развернутые книги и приборы для магических опытов.
Старый учитель Феличе Фаттий, подняв голову, старался поверх очков рассмотреть неожиданного гостя, так как молодые люди в смущении стояли друг против друга, не двигаясь от дверей. Наконец старик, потеряв терпение, сам поднялся с своего места и, не без колебания узнав под забрызганным плащом, со спутавшимися волосами Анжелику, воскликнул:
— Святая Матерь! Мадонна, что в этот час привело твою милость? В таком виде! Какое несчастье разразилось над нашей головой?
Но заметив, что девушка почти падает от усталости, он отложил свои вопросы и, взяв ее за руку, усадил в кресло у самого огня, приказал Феличе принести вина, стащить тяжелые, грязные ботфорты и растирать ее ноги особым составом, согревающим и возвращающим силы всему телу.