Петербургский изгнанник. Книга первая
Шрифт:
— Александр Николаевич благодарен, что сыскал в Тобольске радушный приём у вашего мужа…
Мария Петровна была польщена её словами.
— Окружённый ореолом мученичества, он желанный гость у нас во многих знатных домах…
— Свобода для него всего желаннее сейчас…
— Да, да! — согласилась губернаторша и спросила Рубановскую о Петербурге.
Елизавета Васильевна была приятной собеседницей и увлекла губернаторшу рассказом о столичной жизни.
Тем временем мужчины присели за игорный столик. Расставляя шахматные фигуры, искусно вырезанные из моржовых клыков
— Я люблю посидеть за шахматами Повоевать с умным противником, насладиться баталией без грома пушек — одно удовольствие.
— Противник ваш не из сильных игроков, — заметил Радищев.
Алябьев играл с увлечением и почти с военным азартом. Прежде чем сделать ход, он вскидывал голову, большим пальцем приглаживал усы, морщил лоб и решительно передвигал фигуру. Он играл внимательно, старался найти такие ходы, которые бы, обеспечивая успех, ставили противника в неожиданное и затруднительное положение. Александр Васильевич и в самом деле в эту минуту видел перед собой маленькую баталию и представлял себя на поле сражения: он вслух выражал восхищение удачным ходом и сокрушался, если сам попадал нечаянно в засаду.
Радищев, наоборот, не столько следил за игрой, сколько за открытым лицом игрока. Он не любил ни карт, ни других игр и если сейчас составил компанию Алябьеву, то сделал это, чтобы не обидеть своим отказом хозяина дома.
— Шах! — торжественно, словно команду, произнес губернатор. Он выдвинул ферзя и держал на случай повторной атаки наготове конницу, прикрытую стройными рядами пешек, подобравшихся совсем близко к фигурам Александра Николаевича. Радищев защитился офицером, находившимся до этого в окружении алябьевских пешек..
— Каналья, офицера-то я и проглядел!
Губернатор сморщился, громко хмыкнул, а затем раскатисто посмеялся над своей оплошностью.
— Придётся отойти на прежнюю позицию. Так и в жизни, опрометчивый шаг вперёд отбрасывает частенько назад. Да, назад, назад!
Игра продолжалась. Сделав второй раз неудачный шах, Алябьев заметил:
— Однако вы предусмотрительно осторожны, Александр Николаевич.
— В моём положении по-другому нельзя, Александр Васильевич.
Алябьев многозначительно посмотрел на Радищева.
— Да, но не в кругу друзей?
— Среди них всегда найдётся недруг. Шах вашему королю.
— Ах, чёрт! Опять зевнул…
Губернатор насупился. Он долго молчаливо смотрел на поле боя, удивлённый и поражённый резко изменившимся положением. Он искал удачного выхода, но во всех случаях неизбежно терял крупные фигуры. Александр Васильевич не знал, чем объяснить свою неудачу, тем ли, что он на время отвлёкся разговором и потерял невидимую нить в развитии действий противника, или Радищев оказался игроком сильнее его: умело взял перевес в игре и поставил его перед неизбежным матом.
Алябьев прикинул возможные комбинации выхода и создавшегося положения, но все они были теперь бесцельны. Победу Радищева предрешали выдвинувшиеся вплотную к его королю пешки, кони и коварный, готовый к нападению на короля, ферзь. Никакая перегруппировка сил
— Сопротивление бесцельно-с!
Алябьев разгладил совсем оттопырившиеся ёжиком усы, встал и подошёл к окну. У подъезда размеренно шагал солдат. «Тоже фигура! А сколь их на огромной доске российской империи по желанию всесильного игрока двигается, как последнему вздумается?» Александр Васильевич на мгновение представил это диковинное шахматное поле, фигуры солдат, офицеров, главнокомандующих и повелевающую всем императрицу. Вчера послушные ей войска были двинуты на север к берегам Швеции и неосторожный ход шведского принца принёс успех России. Сегодня те же войска, переброшенные на юг, одержали победу над турками под Измаилом, а завтра их могут передвинуть к сердцу Европы.
«Игра, всюду игра! Разница лишь в масштабах, в продолжительности, в последствиях!»
Он сейчас проиграл партию за шахматным столиком, и проигрыш немножко огорчил и обидел его. Как же возрастают чувства тех, кто играет десятилетиями на поле, называемом великой Россией?
Какие странные ассоциации! Не оттого ли они, что в его доме присутствует Радищев, о котором он много думал в последние дни. Алябьев резко повернулся и пристально взглянул на него. Бледновато-болезненное и вместе с тем мужественное лицо борца. Ростом не велик. Не Пётр Первый! Физическими силами похвастаться не может, кажется, сломлены они, а душой могуч. Осмелился вступить в поединок с самодержавной властью, обрушился на современные порядки!..
Пауза была слишком продолжительной. Радищев подумал, что Алябьев огорчён проигрышем. Он хотел предложить сыграть ещё одну партию, чтобы тот взял реванш. Александр Васильевич угадал его мысль и, стараясь сгладить неблагожелательное впечатление о себе, подошёл вплотную к Радищеву и, как можно задушевнее, сказал:
— Я думал сейчас об играх, в результате коих складываются судьбы человечества. Проигрыш в таких играх обходится государству дорого — в миллионы рублей и в миллионы людских жизней… Присядемте на минутку…
Алябьев рукой указал на диван. Они сели. Губернатор, рассматривая выглаженные брюки и поблёскивающий носок лакированного туфля, осторожно спросил Радищева о его деле.
— Скажите, Александр Николаевич, чего вы хотели добиться своею книгою?
Радищев давно приготовил ответ на случай, если его спросят об этом.
— Показать, что видел вокруг себя и чем моя душа уязвлена была…
— Но… но вы невольно взывали к новому возмущению?
— Я говорил правду, пути которой неисповедимы. Их знает бог и народ…
— Да автор книги!
Алябьев добродушно рассмеялся и, словно желая сказать Радищеву, что он разделяет его мысли, но не хочет признаться, дружески сжал его руку. Он легонько погладил её и мечтательно сказал:
— Я всегда думал, на русской земле явится свой Антей, смело разрывающий вековые оковы. Я понимаю, покуда жива несправедливость — борьба неизбежна… Но кто направит её?
— Народ!
— Чернь? Не верю в её силы.
Радищев тряхнул головой и страстно заговорил: