Петербургский прозаик. Альманах №2
Шрифт:
Я – аист, ко всему отношусь с восторгом. И еще с любопытством, которое многие понимают неправильно. Большинство думает, что я дотошно охраняю свою территорию. Ан-нет, мне до чертиков интересно, кто там чем внизу занимается. С утра до вечера мне всё и обо всех надо знать. Раньше других. А почему бы и нет? Мне просто лю-бо-пыт-но!
Но что это? Аист улетает, а я остаюсь. Мое тело тонкое и длинное. Боже! Я – часть гнезда. Ветка. И…
Я
Меня обдувает ветром. Я чувствую себя невесомой, изящной, лучшей на всей планете! Я – совершенство!
Но откуда это тепло?
Скорлупа?
Как, я уже желток?
Разве желток может открывать рот, чтобы просить поесть?
Точно! Я – птенец. Мой рот не слушается. Кажется, он больше меня хочет есть. И открывается, открывается, открывается… Страшно представить, что сейчас окажется внутри меня из-за этого большого открытого рта. Червяк или лягушка какая-нибудь. Но мне его не закрыть. Его как будто заклинило. Я отвожу глаза, чтобы не видеть, что несет в клюве огромная белая птица.
Тьфу! Что это у меня во рту? Трава? О нет!
Я – корова. И, о ужас, что с моим телом? Как это неудобно. Вымя. Рога. Рога-то зачем мне приделали? Стоп.
Трава. Да, трава. Из нее мне нужно как-то сделать молоко для этих людей, которые, неблагодарные, называют меня грубо – скотиной. Как мне плохо! Да еще этот гнус. Мои соски болят после вчерашнего удоя. Оставили бы меня все в покое. Никого к себе не подпущу! Ой, нет.
Передумала.
Кажется, срочно нужно избавиться от лишнего веса. Ой, помогите. Помогите, пожалуйста. Избавьте меня от этого бремени! Доилка, доярка, доильщица! Где ты?
Я хочу позвать ее и сказать о том, что у меня болит все тело, но пуще всего – зуб. Но вместо слов у меня вырывается только протяжное низкое «му-у-у-у-у».
Мычать приходиться долго. Любая корова знает об этом. Пока кого-нибудь дозовешься. Сегодня мне повезло – меня почти сразу уводят с поля.
Снимают давление.
Межреберное, межлопаточное, межножное.
Всё!
Наконец-то я в стойле. Можно и отдохнуть. Весь ужас в том, что я забыла, как спят коровы. Сейчас вспомню. Итак, нужно закрыть глаза. Для начала.
Но что со мной? Раньше такого не было. Я не могу поднять головы.
Все время смотрю вниз. Меня куда-то заносит. Нет, куда-то уносят. Кто? Куда?
Пытаюсь сосредоточиться. Мой язык неправдоподобно вытянут. У меня круглая и одновременно покатая форма, такая правильная, что даже противно. Дзынь! Да, я – колокольчик.
Дзынь! Постойте, колокольчики уже давно вышли из моды. Дзынь-дзынь! Я не хочу просто на ком-то висеть. И потом, как я узнаю, с кем я? Мне не поднять головы! Бряк! Я никуда никем не хочу уноситься. Мне нравится эта деревня! Срочно открываю глаза.
Уф. Я – снова корова? Нет?
Меня уже отделили от нее. И теперь я – то, из чего послезавтра хозяйка будет печь блины. Я – молоко.
Это неплохо. Только есть одно «но». Я не люблю, когда меня путают с другими. Не люблю мешанины и еще до смерти боюсь раскаленной сковороды.
Но в этот раз мне, кажется, повезло. Меня наливают в бутылочку для ребенка… И вот я уже в нем.
Точнее я – уже он, этот ребенок.
Точно ребенок. Ой-ля-ля!
У взрослых тяжелые неудобные головы. А у меня – маленькая, невесомая головка. Упругое тело. Оно хочет бежать. Но меня насильно укладывают спать. Отпинываюсь. Не укрывайте меня одеялом!
Хорошо, хорошо. Я усну. Но только для того, чтобы завтра утром, прыгая по влажной траве, протянуть свою крохотную ладошку к ягодке. Вкус живительного коктейля из кислорода и клубники уже тает на моих губах… Я засыпаю…
Пройдет много-много лет, может быть, столетий. Передо мной будет стоять выбор: стать землей, водой или воздухом. Можно, конечно, замахнуться и выше. Но стать солнцем нелегко. Нужно долго и нудно копить тонны драгоценного времени. Для многих это не по карману. А по-моему, это просто дорого. И скучно. Медленно сгорать в вакууме, бесконечно медленно – не по мне.
Я, пожалуй, выберу землю.
Можно быть сухой и влажной. Глинистой и рассыпчатой. Маленькой – в горшочке из-под цветов. И большой – размером с земной шар в космосе. Кто не был землей, тот не знает, как можно быть такой простой и такой разной.
В конце-концов, когда захочу, я снова смогу стать клубникой.
Я представляю себе куст. Крепкий такой, раскидистый. С ароматными ягодами величиной с мой детский кулак.
Но почему-то вижу этот куст не внизу, а наверху – где-то надо мной.
Со мной опять что-то случилось. Что это за фокусы с притяжением?
Так кто же я?
Рисунки Веры Ермак
Сердце Атлантиды [2]
1
– Кто там?
– Тихо! Тс-с-с.
– Это кто?
– Это я – Каюмба. Я пришла тебя спасти, Уманга!
– Каюмба…
– Не бойся, я усыпила охрану. Бабушка Маганда дала мне волшебной травы. Я скатала из нее шарики, через трубочку из кустов плюнула шариками по охранникам, они уснули. До рассвета не проснутся. А мы к рассвету будем уже далеко! Хватайся за лиану! Ой, какой ты тяжелый!
2
Елена МОШКО, Леонид Л. СМИРНОВ
Наверху было свежо и приятно. После трех дней сидения в затхлой глубокой яме он всем своим первобытным чутьем наслаждался ароматом таинственной атлантической ночи.
– Бежим, Уманга! Если до рассвета мы скроемся в горах, они не найдут нас!
Он смотрел с восхищением на эту стройную двенадцатилетнюю женщину, настоящую деву-охотницу. Она рисковала всем. Она обрекала себя на вечное изгнание, чтобы жить, до последнего дня своего прячась от людей. Жить вдали от родных, от своего племени. И все – ради него! На ее черных длинных волосах появился золотистый отлив при свете звезд, призрачных, мерцающих, непостижимых. Ее ноги, стройные, сильные, будто бежали уже туда, в горы, чтобы спасти его. В нетерпении она делала какие-то бессмысленные движения: