Петербургский прозаик. Альманах №2
Шрифт:
– Мне бы хотелось для знакомых, для девочки одной, сделать туфли на выпускной. Не поменяете мне материал, вот это голенище на белую кожу?
Тот сразу оценил качество.
– Откуда это у тебя?
– Где было, там уже не лежит.
– Это отца той девочки, да? – повертел голенище. – Хорошо, можно это сделать.
Я хочу сказать, что в нашей мастерской все люди были доброжелательные. Может быть, это от руководства зависело, может быть, так подобрались люди. Я получил нужный материал и приступил к работе по замерам. Всю неделю даже в техникум не ходил, решив
– Вася, почему вы на занятиях не были? – спросил Андрей Васильевич.
– Да приболел маленько. Можно мне сегодня к вам прийти, принести померять?
– Да, да, да, приходите попозже.
Я понял, что он немного стесняется. Пришел, когда уже стемнело. Учитель ждал меня у калитки, как и в тот раз. Зашли в дом, вся семья выстроилась. Я поздоровался, достал из сумки туфли для выпускницы. У всех глаза заблестели.
– Надо бы примерить.
Вот говорят, в таких случаях другие смотрят с какой-то завистью, черной или белой, а тут, как я видел, остальные сестры смотрели с радостью на старшую, когда она примеряла туфельки. Надела, у нее засветились глаза.
– Мама, я не чувствую их на ногах, они такие легонькие, такие удобные!
– А ты пройдись, пройдись, – говорю.
Она прошлась чуть не вприпрыжку, потом вдруг развернулась, подбежала ко мне, бросилась на шею, поцеловала:
– Спасибо, спасибо тебе!
Я стал доставать туфли для каждой. Все протягивали ручки, хватали, светились глаза. Дошла очередь до мамы. У нее из глаз полились слезы. Она прижала туфли к груди. И тут я взглянул на Андрея Васильевича. Он изменился в лице, стоял с широко раскрытыми глазами, а в них что-то такое дикое читалось.
– А ну пройдемте все со мной! Василий, останьтесь здесь.
Все ушли в другую комнату, откуда доносился громкий разговор:
– Сейчас же все отдайте Василию, все верните, кроме Вериных туфель!
– Да что ты, папа, да что ты!
– Вы не представляете, что это такое! Я могу лишиться работы, меня из партии могут исключить, меня под суд могут отдать. Это можно расценить как злоупотребление служебным положением, как будто я заставил ученика работать на меня. Вы представляете, что люди скажут. Сейчас же, сию же минуту все отдайте ему!
Дети заплакали. Я вошел в комнату и спросил:
– Андрей Васильевич, что вы так беспокоитесь?
– Как это что? Вы не представляете, что вы натворили, это может очень дорого стоить мне и моей семье.
– А вы подпишите эту бумагу.
– Никаких бумаг подписывать не буду.
Когда я изготавливал туфли для детей, директор часто подходил смотреть, иногда давал советы, как украсить. Он попросил подписать акт и два экземпляра вернуть ему.
– Андрей Васильевич, прочтите.
Дети и мать стояли с заплаканными лицами. Он стал читать вслух: «Акт настоящий составлен в том, что в рамках помощи многодетным семьям обувная мастерская № 27
Он стоял, задумавшись, очевидно, перечитывая и вникая в каждое слово.
Дети и мать, прижав туфли к груди, смотрели на него.
– Да, эту бумагу подпишу.
Он подошел к столу, подписал все три экземпляра, два вернул мне. В это время средняя дочь спросила:
– Папочка, ты не будешь отбирать у нас туфельки?
– Теперь нет.
Они бросились его обнимать.
– Чего меня обнимаете? Вон Василия благодарите за подарки.
Когда я раздавал туфли, мне было так приятно видеть радость детей, у них светились глаза. Я почувствовал себя членом их семьи. Ведь я не знал, как в семьях живут, я в семьях практически не бывал, ни когда рос в детдоме, ни когда жил в общежитии техникума, а тут так было уютно, так хорошо. Этот подарок дал мне почувствовать, что такое семья, и ощутить себя членом семьи.
– Не лишайте, Андрей Васильевич, радости ваших детей, – попросил я и ушел.
Время учебы в техникуме подошло к концу, я получил диплом и одновременно повестку в военкомат. Предписывалось прийти через десять дней. Рассчитался на работе, меня торжественно проводили. Надо сказать, зарабатывал я прилично, мог себе позволить и нормально питаться, и кое-какие вещи приобретать. Но главная ценность у меня была – ящичек-чемоданчик с инструментами, хотелось его сохранить. Я пошел в техникум и нашел там Андрея Васильевича.
– Андрей Васильевич, можно мне у вас оставить чемоданчик с моими инструментами?
– Да, конечно, конечно. Завтра вечером приходи.
– Можно не завтра, а перед самым уходом в армию?
– Да-да, как тебе угодно будет, только предупреди.
– Хорошо.
Я решил за оставшиеся дни сделать еще подарок. Пришел в мастерскую.
– Что, не знаешь, чем заняться? – спросил директор.
– Хочу еще сделать подарок хорошим людям.
Директор разрешил взять материал, показал, где можно что отрезать. Я сделал босоножки. Их проще было делать, тем более что кое-какие заготовки имелись. Для всех сестер сделал босоножечки, и для маленьких, и для старшей. И вот снова пришел к ним домой, принес свой чемоданчик с инструментами, попросил оставить.
– С армии вернусь, заберу.
– Да-да, мы обязательно сохраним, вот в кладовочке.
– А на прощание я хочу сделать подарок.
И стал доставать босоножки, сначала для младшей. Точно так же, как в тот раз, когда я туфельки раздавал, у всех светились глаза радостью. Я вручил всем обувку и взглянул на Андрея Васильевича. Нет, у него сейчас было совсем другое выражение лица: он смотрел и любовался, как радуются его дети. Радуются, что теперь они могут выйти в красивых босоножках, которые и в самом деле были прекрасные. Сестры, примеряя, хвастались друг перед другом. Младшей я украсил босоножки цветочками, вырезанными из кожи, и другим что-нибудь особенное придумал. Они стали меня благодарить. Потом Андрей Васильевич подозвал меня: