Петербургский сыск. 1874 – 1883

Москвин Игорь Владимирович

На кухне царил порядок, продукты, принадлежности, сковороды, кастрюли занимали свои места. Не вязалось с тем, что творилось в доме. Иван Дмитриевич прошёлся по кухне и направился на второй этаж.

Задержался долее всего в спальне, рассматривал, прикидывал. Чуть ли не в каждый ящик заглянул. Замки пощупал, обошёл кровать. Остановился перед засохшими пятнами крови, прошептал:

– Один удар, хозяйка упала, кто же это был, если беспрепятственно вошёл в спальню. Наверное, всё—таки Наталью убили у лестницы на первом этаже,

потом неизвестный поднялся на второй, здесь, исходя из увиденный мной ран, хозяин получил смертельный укол ножом под сердце. Пока здесь вытекала из разреза кровь, убийца спустился и перенёс женщину в винный погреб. Иначе тело начало бы деревенеть и не приняла бы того положения, в котором её нашли. Далее учинён разгром, и только после этого хозяина снёс вниз и там оставил остальные увечья. Вот поэтому так мало крови. Почему не разгромлен третий этаж? Причины могут быть две: это кто-то спугнул или преступник понял, что достаточно накуролесил для введения в заблуждение полицию. Итак, что на данную минуту, имею? Убийство неслучайно, выбрано время, когда слуги отпущены. Вор, если бы это был таковой, знал, что у него есть несколько часов до прихода хозяев, а значит, не было нужды лишать их жизни. В доме орудовал че… злодей, который знал расположение комнат, да и не только комнат, но и шкафов, где хранятся драгоценности и деньги. Таким образом цель преступника – убить хозяев. Первым встаёт вопрос, кому выгодно? Таким образом, надо начинать следствие с духовного завещания.

– Скажи-ка, милейший, – Путилин заложил руки за спину, – что же произошло ночью?

Городовой, на вид которому казалось лет за сорок, с серьёзным выражением лица и непроницаемым взглядом серых глаз, в которых невозможно прочитать ничего, кроме показной преданности. В светлых волосах пробивалась лёгкая седина. Гладко выбритый подбородок, небольшие, густые усы и бакенбарды завершали портрет полицейского.

Служивый молчал, показывая, что не понял вопроса.

– Сегодня ты нёс службу возле дома, где совершено преступление, – Путилин указал рукой на особняк Фролова.

– Так точно, – рявкнул околоточный.

Иван Дмитриевич поморщился от звучного голоса.

– Что необычного видел ночью?

– Ничего, Ваше превосходительство! – Руки по швам, сам готов в струнку вытянуться, но не даёт небольшое брюшко, перетянутое ремнём.

– Давай, голубчик, условимся. – Путилин пристально смотрел в глаза городового, – меня меньше всего интересует, где ты был ночью, да, да, ночью, мой интерес к тому, что ты видел.

– Ваше Превосходительство, – на лице полицейского появилось гримаса возмущения.

– Прежде, чем ты начнёшь мне говорить неправду, что я бы тебе не советовал. Ты, видимо, наслышан обо мне, так что давай правду. Я не имею намерения сообщать всё, что ты расскажешь мне, Василию Александровичу. Так что ты видел?

Городовой побагровел, на лбу выступили капельки пота, и он лихорадочно смахнул их рукавом.

– Ваше Превосходительство…

– Без вранья, – предупредил ещё раз Иван Дмитриевич.

– Я, – городовой украдкой взглянул, нет ли рядом начальства, кашлянул, – я в час пополуночи, – снова кашлянул, прикрыв рукавом нижнюю

часть лица, – отлучился, – умолк.

– Что ж я из тебя тянуть должен, ты думаешь, у меня нет возможности прояснить этот вопрос? И не узнать, кто твоя зазноба?

Багровая краска стала гуще.

– Я… так точно, – полицейский решился, – в час пополуночи я отлучился с поста и отсутствовал до… пяти, за время, которое я присутствовал ничего мной замечено не было.

– Значит, ни одного постороннего или подозрительного лица?

– Никого.

– Ни дворника с соседних дворов, ни слуг, никого?

Околоточный с удивлением посмотрел на начальника сыскной полиции.

– Их я в расчёт не брал.

– Так кого видел?

– Старший дворник овсяннинковского дома Фёдор Коновалов….

– В котором часу? – Перебил Путилин.

– Часу не было.

– Далее.

– Посторонних точно не видел.

– Утром?

– Часов с шести начинают печи топить, зеленщики приезжают…

– Понятно, если что вспомнишь, сразу ко мне.

– Ваше…

– Кто мог знать, что ты с поста отлучаешься?

– Только Софья, она, – городовой замялся, но потом добавил, – на соседней улице в доме Свекольникова проживает на четвёртом этаже, – понял, что Путилин начнёт допытываться для проверки.

– Более никто?

– Ей Богу, – городовой перекрестился, – никто.

– Смотри у меня, – погрозил пальцем Путилин.

– Ваше Превосходительство…

– Я же сказал, что о твоём проступке никто не узнает, но ежели такое повторится, то не обессудь, будешь наказан со всею строгостиею.

Старший дворник овсянниковского дома оказался степенным мужчиной пятидесяти с лишком лет. Кареглазый с хмурым лицом, словно хотел этим показать начальственное положение, шутка ли, под началом иметь восемь человек, за каждым из них глаз да глаз нужен, и ко всему прочему строгость, иначе распоясатся.

Путилин шёл впереди, за ним на полусогнутых ногах семенил старший дворник.

– Припомнишь вчерашний день?

– Ваше Превосходительство, памятью не страдаю, – то ли утвердительно сказал, то ли решил обидеться Фёдор.

– Так я не про память толкую, а про вчерашний день.

– Ваше Превосходительство, день-то длинный, вот вы сказали, к чему у вас интерес, вот я бы и поднапряг голову-то, – старший дворник не лебезил перед петербургским начальником, но и не разговаривал свысока, знал место. – ежели вы про вечер толкуете и про то, не видел ли я чего? Так я сам вспоминал, возвращался я в первом часу. Улицы пусты, но то ли мне привиделось, то ли себе выдумал, но мне кажется, что видел я тень, скользнувшую к двери в сад дома господина Фролова.

– Не придумываешь?

– Вот и я поначалу так думал, но потом помыслил и понял, что не привиделось мне.

– Не путаешь?

– Нет.

– Рассмотрел, кому тень принадлежала?

– Темно было, – скривил лицо старший дворник.

– Всё-таки?

– Мужчина, роста высокого…

– Как понял?

– По двери.

– Угу, – кивнул Иван Дмитриевич, – продолжай.

– Так всё.

– Узнаешь его?

– Темно было. Говорю, видел, словно тень скользнула.

– Почему городовому ничего не сказал?