Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
После пожатия рук присели за стол, воцарилась неловкая пауза. Пристав Таварт не решался предложить водки начальнику сыскного отделения, ибо слышал разное и не хотел, как говорили в гимназии, нарываться.
Утром проснулись со свежими головами, на столе дымились блины, рядом молоко, сметана, мёд, рассыпчатый творог, а во главе ведёрный самовар, на который взгромоздился медный начищенный до блеска чайник.
– Господа, может быть… – начал староста, но от взгляда Путилина осёкся и хрипло крикнул жене, чтобы несла мясо, яйца и солённые грибы.
После
– Не желаете взглянуть на труп?
– После того, как осмотрим место, где он найден был, – ответил Иван Дмитриевич.
Выехали через час, как раз начало светать.
Сперва Путилин хотел посмотреть место преступления, чтобы составить не только впечатление, а именно, нарисовать картинку, как произошло убийство, чтобы потом внести некоторые детали или вычеркнуть представляемое из памяти, чтобы по новому взглянуть.
Через поле проходила прямая дорога шириною в три —три с половиною аршина, по обе стороны вырытые в локоть канавы.
– Вот там, – становой пристав указал на рощицу, – тропинка через лесок идёт, вот у него и нашли женщину.
– Кто нашёл?
– Безбородька.
– Кто?
– Так у нас почитай вся деревня Безбородьки, после Манифеста всех этой фамилией записали.
– Понятно, так кто?
– Пантелей Безбородька, местный юродивый, ходит по округе, милостыню просит, кому в чём пособит, вот с хлеба на квас и перебивается.
– Как обнаружил?
– Вот мы с вами в деревню вернёмся, а я приказал, чтобы Пантелея до особого распоряжения не отпускали. С ним и поговорим.
Доехали до рощицы, вдоль деревьев вилась вытоптанная тропинка.
– В саженях десяти и нашёл он женщину, – указал рукой надворный советник Таварт, – там место ветками накрыто, не так ли, Николай Иванович?
– Так точно, – улыбался становой, не вылезая поперёд начальника.
Ветки убрал сопровождающий процессию полицейский. Ничего примечательного – вытоптанная за лето извивающаяся вдоль рощицы тропинка, с одной стороны к ней подходил невысокий кустарник, теперь в это время года ощерившийся тонкими чёрными ветвями, с другой – полоска пожелтевшей травы и далее вспаханное поле.
– Значит, найден труп на этом самом месте? – Иван Дмитриевич остановился перед ничем не примечательным местом.
Карл Карлович посмотрел на станового, который ответил:
– Именно здесь Пантелей ее и обнаружил, как только нашёл, сразу к старосте, а тот запряг коней и за мной, в Рыбацкую слободу, отослал сына.
– Вы прибыли сразу же?
– Через час, может быть, полтора.
– Таким образом вы первый представитель полиции, который оказался на месте преступления.
– Получается так.
– В каком положении была убитая?
– Ноги согнуты в коленях, руки раскинуты в стороны.
– На спине?
– На спине, глаза были открыты и смотрели в небо, шла в сторону мызы Окерваль, до которой от Полюстрава одна верста.
– Отчего такая уверенность?
– Вчера нами обнаружено, что убитая Анна Ивановна Дорофеева, крестьянка деревни, – становой полез в карман и достал маленькую книжицу в потертом кожаном переплёте, долго листал,
– Превосходная работа, – похвалил станового Иван Дмитриевич, – вы, наверное, сами справились бы со следствием?
Николай Иванович промолчал, вместо него ответил участковый пристав.
– Вы ним льстите, господин Путилин, без вашей помощи мы не сможем распутать такой клубок. Выяснили личность убитой, а далее? Не арестовывать же ее мужа в подозрении? Далее какой путь выбрать, если не знаем, куда идти?
– Пойдём вместе, господин Таварт, – Иван Дмитриевич повернулся к Жукову, – ты всё записал.
– Да.
– Муж убитой Зиновий Лазаревич не сказал, откуда могла идти жена?
– Он показал, что с Дорофеева проживает по Екатерининскому каналу, в доме господина Фохтса, – становой, предвидя вопрос начальника сыскной полиции о месте проживания Анны Ивановны, назвал ее адрес в столице, – и шла, видимо, к нему.
– Муж ждал вчера прихода жены?
– Нет, для него стало не приятным известием, если можно так назвать, сей трагический случай.
– Мне хотелось бы с ним поговорить.
– Непременно, – сказал Николай Иванович.
– Здесь более смотреть нечего, – Путилин прошелся около места убийства, ни мусоринки городской, ни следа, только то, что дала земле природа – пожухлая трава, утоптанная земля, скинутые деревьями жёлтые и красные листья, – теперь к нашей убиенной.
– Зачем выезжали? – Шепотом спросил Ивана Дмитриевича Миша. – И так всё ясно.
Путилин красноречиво окинул помощника грозным взором.
Убиенная лежала на полу ледника, крытая рогожкой. Седые волосы выбивались из—под цветастого платка, глаза с неумением уставились в тёмный потолок, вокруг шеи петлёй вилась верёвка. Путилин опустился на корточки и повертел в руках конец орудия убийства, как сухо пишут в протоколах. Прищурил глаза, осматривая багровый след на мёртвой коже. Покачал головой, поднялся на ноги, задумчиво уставился в стену, словно что—то прикидывал или вспоминал.
– Теперь к мужу, – сказал Иван Дмитриевич, выходя из холодного помещения, не обращая внимания на выражение лиц полицейских, которые хоть с интересом, но с некоторым недоумением взирали на действия сыскного начальника.
Зиновий Лазаревич оказался высоким мужчиной с седоватой щетиной на впалых загорелых щеках. Бросались в глаза его большие уши, которые стояли торчком и их не скрывали убелённые временем волосы.
Дорофеев смотрел тусклыми глазами в стену и не мигал, словно на него опустилась не то оторопь, не то крылья беды.