Петербургское действо

Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич

Маргарита стояла смущенная его словами.

— Ахъ, право не знаю, выговорила она вдругъ и закрыла лицо руками. — Все это такъ глупо, такое ребячество! Я чувствую, что длаюсь все глупе всякій день! До свиданія, я вамъ дамъ знать. И Маргарита быстрымъ движеніемъ открыла вспыхнувшее лицо и протянула ему об руки.

Фленсбургъ выронилъ на полъ свою шляпу, взялъ об такъ мило и ребячески протянутыя руки и сталъ цловать ихъ.

— Да! Вы ребенокъ, капризный ребенокъ, вымолвилъ онъ и, снова выпрямившись, онъ тихо потянулъ ее за руки, потомъ взялъ ихъ въ одну руку, а свободная рука его скользнула вокругъ бюста

молодой женщины. Лицо его, слегка смущенное, близилось къ ея лицу.

— Маргарита! шопотомъ произнесъ онъ съ оттнкомъ вопроса въ голос.

Но графиня вдругъ отступила на шагъ, слегка оттолкнула его и вымолвила:

— Нтъ. Въ этомъ дом есть умирающій. Пускай его умретъ, тогда…. увидимъ.

— Но это капризъ, тихо выговорилъ Фленсбургъ.

— Нтъ. Да, наконецъ, кром того…. Маргарита запнулась, потомъ вдругъ весело разсмялась, отняла руки и вымолвила:

— Прежде выучитесь безгласному повиновенію. Я всегда ненавидла людей съ характеромъ, всегда любила овечекъ въ мужскомъ образ. Если любите, то переродитесь, а главное, — снова весело разсмялась она, — главное, господинъ бывшій ссыльный, вспомните уроки, полученные на родин, и снова станьте вжливы съ дамами.

Фленсбургь постоялъ нсколько минутъ молча, потомъ, увидя свою шляпу на полу, поднялъ ее и наконецъ произнесъ:

— Все тоже, всегда, везд. Кокетство и глупая игра. На сколько я отношусь искренно, на столько вы шутите. Скажите мн, наконецъ, серьезно, въ послдній разъ: когда этотъ, тамъ, умретъ — выскажетесь вы? Или эта игра будетъ продолжаться и посл его смерти?

— Да. Тогда я высважусь! такимъ страннымъ голосомъ отвтила Маргарита, что совершенно нельзя было понять, шутитъ она, или говоритъ серьезно, или, наконецъ, умышленно отвчаетъ двусмысленностью.

Фленсбургъ нетерпливо пожалъ плечами и, выговоривъ сухо: «До свиданія», вышелъ изъ горницы.

— Какая чепуха! произнесла тихо Маргарита ему вслдъ. Dumm! Dumm! Dumm!… И вс вы таковы….

Она простояла нсколько минутъ, не двигаясь съ мста и озабоченная новой мыслью. Она искала сравненія и, вдругъ найдя его, громко разсмялась.

— Да, похожъ! Удивительно похожъ!… воскликнула она.

Въ эту минуту въ гостинную влетла Лотхенъ, какъ всегда улыбающаяся и веселая.

— Я думала, онъ никогда не удетъ! затараторила нмка. — И посмотрите что значитъ провести столько часовъ съ возлюбленнымъ! У васъ сіяющее лицо, счастливые глаза, райская улыбка!…

— Лотхенъ, — смясь, выговорила графиня, — скажи мн, какъ по твоему, на что похожъ лицомъ господинъ Фленсбургъ? Не правда ли…. это датскій бульдогъ?

Лотхенъ замерла на мст, какъ пораженная громомъ.

— Такъ онъ не былъ вашимъ…. заговорила Лотхенъ и запнулась.

— Любовникомъ? разсмялась Маргарита. — Говори прямо.

— Ну да, онъ не былъ никогда?

— Никогда.

— И не будетъ?

— Не будетъ.

— Ахъ Gr"afin, liebe Gr"afin! запрыгала на мст Лотхенъ. — Ахъ, какъ я счастлива!

— Но кто жъ тогда будетъ? воскликнула она снова. — Ддушка?

— Да, Лотхенъ, но съ условіемъ: ты мн покажешь примръ. Я посл тебя….

И об женщины начали такъ громко хохотать, что больной, дремавшій на верху, проснулся, открылъ глаза и тяжело вздохнулъ.

Этотъ постоянный хохотъ внизу, которымъ его будто провожали ежедневно на тотъ свтъ, дйствовалъ на него теперь

невыносимо больно и уже раза два вызывалъ на глаза его слезы.

IX

Шепелевъ самъ не зналъ, что съ нимъ длается за послднее время. Онъ перемнился, похудлъ и поблднлъ.

Болзнь его, однако, состояла только въ томъ, что онъ и день, и ночь на-пролетъ думалъ о графин Скабронской. Разумется, онъ смутно понималъ, что влюбленъ со всмъ пыломъ страсти своихъ двадцати лтъ, хотя и сознавалъ какъ безсмысленно, глупо, даже дерзко влюбиться въ такую блестящую красавицу изъ высшаго столичнаго круга. Между нимъ, рядовымъ, и ею была цлая пропасть.

Юноша, только-что поступившій въ ряды гвардіи, былъ почти безъ всякихъ средствъ, благодаря раззорившемуся отцу, и безъ всякой протекціи, благодаря неожиданной смерти Шувалова, на покровительство котораго надялась его мать, снаряжая сына на службу.

Шепелевъ былъ на столько образованъ и благовоспитанъ, на сколько могъ быть юноша изъ старой дворянской семьи, слегка захудалой, но еще недавно пользовавшейся большими средствами. До появленія въ Петербург онъ жилъ съ матерью въ Калуг. Лто проходило въ большой и красивой усадьб съ большимъ количествомъ дворни, исполнявшей вс прихоти барича, такъ какъ онъ былъ единственное и возлюбленное чадо барыни-вдовы. Зимы проводились въ город Калуг, гд все общество было или дальней родней, или друзьями изъ рода въ родъ. У матери его было много пріятельницъ и, благодаря ея вдовству, общество, собиравшееся у ней зимой и гостившее у нея лтомъ въ вотчин, было исключительно женское. Все это были тетушки, двоюродныя сестры, племянницы и, наконецъ, пріятельницы. Совершенно случайно маленькій Митя, съ тхъ поръ, какъ помнилъ себя, былъ постоянно окруженъ женщинами всхъ лтъ и возрастовъ и вс он равно баловали его.

Вслдствіе этого въ юношескіе года оказалась одна странность въ его характер. Женщина, — старуха ли, молодая ли двушка, — была для него свой братъ и онъ никогда не стснялся, не смущался и не роблъ никакой барыни. Напротивъ того, не только сорокалтній сановникъ, но всякій даже молодой человкъ, появлявшійся въ дом матери или встрчаемый гд либо, ставилъ его въ неловкое положеніе. Какъ юноша, выросшій въ обществ мужчинъ, конфузится обыкновенно передъ какой-нибудь свтской кокеткой, случайно оставшись съ ней наедин, такъ Шепелевъ конфузился всякой мужской компаніи, въ которую случайно попадалъ.

До прибытія въ Петербургъ юноша не зналъ, что такое быть влюбленнымъ, именно потому, что слишкомъ много было вокругъ него всякаго рода молодыхъ двушекъ и женщинъ, и на всхъ ихъ глядлъ онъ какъ на товарищей. И, наоборотъ, одинъ молодой офицеръ, захавшій на побывку въ Калугу, блестящій петербургскій гвардеецъ, обошедшійся съ юношей очень ласково, побдилъ его сердце. Шепелевъ плакалъ, когда офицеръ ухалъ, и въ немъ осталось въ нему такое чувство, какое могло быть только первою любовью.

Поселившись теперь у незнакомаго человка, считавшагося дядей, въ сущности грубаго, хотя добраго и сердечнаго человка, Шепелевъ чувствовалъ себя такъ же неловко въ этой обстановк солдатъ и офицеровъ, вамъ другой юноша, выпорхнувшій изъ-подъ крылышка матери, чувствовалъ бы себя среди сотни блестящихъ свтскихъ красавицъ. Мужская среда не была его средой и онъ тяготился ею.