Петля дорог
Шрифт:
Ирена старалась не глядеть на Река. Возможно, своим поведением она нарушает важнейшие для рыцаря этические принципы — скажем, не разговаривать с упырями иначе, нежели посредством осинового кола…
Хотя как раз на осиновые колья Семироль плевал с высокой колокольни.
— Почему они за вами охотятся, Ирена?
Она помолчала.
— Из-за моего рассказа, Ян. Рассказ называется «О раскаявшемся», а я его даже не…
Она вовремя прикусила язык. Рек молчал; Семироль и так все понял.
Фонарь горел ровно. Масла
— Нам надо выбираться, Ян, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо. — Нам надо выбираться, Рек…
— Вы искали выход, Ирена?
— Да… И я искала Анджея.
— Поиски провалились?
— Поиски еще не закончились…
Рек с сомнением покачал головой. Не знаю, мол, что вы хотели найти, — но вот придется ли искать дальше — это Провидению видней…
Преследователи ушли и не появлялись больше. Но это вовсе не значит, что на выходе из пещеры беглецов не ждет засада… Не может быть, чтобы не ждала.
— Другого выхода здесь нет? — спросила она, желая избыть неприятное чувство безысходности.
Семироль хмыкнул:
— Устройство этой пещеры — отдельная история, Ирена… Ни один спелеолог не поверит в ее существование. Это декорация, искусственное сооружение, вроде садово-паркового грота… Здесь хорошо играть в казаки-разбойники. Вот мы и играем.
Он отломил от ближайшей стены бледное полукружье подземного гриба. Смачно, с хрустом, надкусил; Ирена поняла, что ее слегка мутит.
Рек поджал губы. С того самого момента, как вернулся насытившийся Семироль, он не произнес ни слова. Фонарь зажег, но губ не разжимал.
— Вы ведь никого не убили насмерть? — спросила Ирена в третий раз. Специально для Река.
Семироль вздохнул и закатил глаза. Рек молчал.
— Идиот, — с чувством сказал упырь-адвокат. — Какой он кретин, ваш Анджей… Ему следовало потренироваться на морских свинках, прежде чем…
— Над морскими свинками Провидение не властно, Ян. У них свои законы.
Стоячий воздух дрогнул. Плотная волна его больно ударила в барабанные перепонки — то был далекий взрыв. Затряслись стены, кое-где полетели с потолка камни и комья, боль перешла в звук — глухой удар…
Фонарь, защищенный стеклянным колпаком, дрогнул пламенем, но не погас.
— Ого, — сказал Семироль.
Рек молчал.
Тишина установилась как бы на новом уровне — где-то что-то оседало и осыпалось, но эти звуки только подчеркивали холодное, как в мертвецкой, молчание.
— Они взорвали вход, — сказал Семироль. — Вероятно, здесь успели выдумать некое подобие пороха…
Рек взял Ирену за руку.
Машинально. Желая подбодрить. Семироль заметил это жест — и бледно усмехнулся:
— Уважаемый бескорыстный рыцарь… Возьмите, пожалуйста, фонарь, и проверьте мою догадку. Думаю, у входа вас ждет ужасное зрелище земляного завала…
Рек неприятно искривил
— Понимаю, — терпеливо кивнул Семироль. — Ни на секунду не считаю себя вправе отдавать вам распоряжения, но подумайте сами… Я хромой и еле передвигаюсь. А госпожу Ирену мы не будем посылать навстречу возможной опасности, правда?
Наверное, в этот момент Ирена выглядела особенно растерянной и жалкой — во всяком случае Рек, бросив на нее долгий взгляд, бесшумно поднялся, взял в одну руку фонарь, а в другую свое оружие, и двинулся вдоль галереи. Свет в его руках уходил все дальше и дальше, Рек углублялся в тоннель, как подземный поезд метро…
Огонек завернул за угол. Ирена опустила голову — что ж, в темноте, возможно, даже лучше…
— Сколько времени прошло… там, откуда мы явились? — негромко спросил Семироль.
Ирена напрягла память — но так и не смогла сообразить.
— Если считать, что эта МОДЕЛЬ находится к той МОДЕЛИ во временном отношении десять к одному… То есть в таком же отношении, как предыдущая МОДЕЛЬ к… — она хотела сказать «к реальности», но запнулась.
— …Почти четверо суток, — сухо заключил Семироль. — А если в другом, э-э-э, временном режиме?
Она не ответила.
— Понятно, — Семироль вздохнул. — А когда вы догадались, что такое Провидение? Вы ведь давно догадались, правда?
Она заговорила — поначалу ощущение было такое, будто читаешь третью лекцию кряду, причем об одном и том же. Все давно обдумано, сказано и пересказано, ловишь себя на нещадных повторах, язык ворочается с трудом…
Потом она увлеклась. Заново увидела и лес винтовых лестниц, ведущих к Толкователям, и «приют для убогих», и бумажный свиток, испорченный водой…
— …Одна заглавная буква осталась. Большая «К». Весь текст смыло… подчистую. Вот, — она через силу усмехнулась. — А вы говорили что-то про сомнительные художественные достоинства…
— Среди тех рассказов, что хранились у вас в доме, не было «Раскаявшегося», — возразил Семироль.
— И правда…
Тишина. И песок перестал осыпаться, и не слышно ни ветра, ни шагов, ни шелеста шарящих под землей корней…
— Я думал о Нике, о Сите, об Эльзе… Если я не вернусь… они обречены.
Ирена с сомнением пожала плечами. Ей наоборот казалось, что, освободившись от адвоката-упыря, бывшие смертники заживут припеваючи…
— …Им не жить среди людей, как вы понимаете. Если их вычислят… а их вычислят рано или поздно… обзовут меня бесчестным человеком и приведут приговоры в исполнение. Только и всего…
— А как же закон об оборвавшейся веревке?
— Что?
— Если веревка случайно оборвалась и приговоренный остался жив — его милуют…
— Нет такого закона, — после паузы сказал Семироль.
— Это У ВАС нет, — Ирена устало прислонилась к покрытой мхом стене. — Потому что Анджей перестарался… в своем стремлении к неподкупности.