Петля Мебиуса (сборник)
Шрифт:
– Он сказал – алхимики! – провозгласил господин. – Что представляется мне весьма занятным совпадением, кхе-кхе… Паллад, не будем пока убивать этого незнакомца. Ведите его за мной.
Развернувшись, господин степенно зашагал прочь, а Паллад ухватил меня за плечи и могучим рывком заставил подняться на ноги.
– Идем-идем… – приговаривал он, волоча меня через лагерь. – Побеседуешь с его милостью Браманти, может, не станем тебя жизни лишать.
И опять земляная тропинка между кустами и двухметровой кованой оградой Дома культуры. От вокзала я пошел через пустырь – снова сюда занесло! Заколдованное место какое-то. Хотя подозреваю, это просто потому, что я понятия не имею, что теперь делать и куда идти. Паранойя!
За оградой возле здания ДК толпятся люди. Останавливаюсь, вытягиваю перед собой руку с растопыренными пальцами – они уже не дрожат. Что-то не так. Может, я все же попробовал эту Вовикову гадость? Нет, я ведь помню, как перед лифтом достал коробок, открыл и заглянул внутрь – но наркотик не употреблял! Не было этого, я даже забыл уже, как выглядело то, что лежало в коробке'. Интересно, как такое можно забыть? Надо проверить…
Иду дальше, сую руку в карман. Нащупываю коробок. Под дождем тихо шелестят кусты, за оградой люди входят в ДК. Шелест превращается в громкий хруст. Оборачиваюсь.
Грязный передок машины выдвигается из кустов. Успеваю заметить два лица за лобовым стеклом, сначала с перепугу прижимаюсь спиной к ограде, а после дергаюсь влево. Ноги скользят по влажной земле, разъезжаются. В последний момент, уже чувствуя нарастающее давление, я все же отпрыгиваю и выдираюсь из узкого – а через мгновение вовсе исчезнувшего – пространства между машиной и оградой.
Со скрежетом передок бежевых «Жигулей» вминается в ограду. Падаю. Распахиваются боковые двери. Толстяк, что-то орущий в мобильный телефон, выскакивает наружу, с другой стороны возникает водитель. Я поднимаюсь и пячусь. Водитель перелезает через смятый капот, вдвоем они идут ко мне. Похожи друг на друга, хотя один толще, второй тоньше, но оба – мужчины среднего возраста в одинаковых костюмах василькового цвета. Толстый что-то говорит в трубку. Разворачиваюсь и бегу вдоль ограды, а сзади доносится топот, крик:
– Влево, влево давайте!
Бегу, цепляясь полами куртки за кусты. Двор вокруг ДК квадратный, до угла ограды недалеко, а дальше – тротуар, улица, пешеходы, машины… Впереди появляются четверо; двое бегут мне навстречу, двое наискось, ломая кусты. И парочка из машины приближается. Хватаюсь за скользкие, холодные прутья, просовываю между ними ступню. Расстояние такое, что она влезает до половины и застревает. Уже совсем близко громкое дыхание, треск ветвей. Я наконец дотягиваюсь до верхнего горизонтального прута. Хватают снизу – исступленно дергаю ногой и переваливаюсь через ограду, оставив кроссовку в руках толстяка. Куртка с треском рвется, зацепившись за что-то, падаю – хорошо, там земля, не асфальт, – вскакиваю, бегу, прихрамывая… и звук выстрела слышу уже после того, как кончик раскаленной спицы пронзает мне бок.
Задний двор Церкви Космического Несознания: асфальтовая площадка между подъездной дорогой, ограждением и стеной ДК. Здесь рампа, у которой приткнулся фургон. Дверца распахнута, шофер сидит на подножке, а позади грузчики вытаскивают из фургона какие-то свертки, заносят в двери склада над рампой.
Дождь прекратился, но асфальт темный, мокрый. Я иду, ступая в лужи то подошвой кроссовки, то ступней в носке, припадая на левую ногу, обеими руками держась за бок. Там влажно и тепло, хотя крови не очень много – под курткой толстый свитер. Слабости пока нет, но больно: при каждом шаге в боку словно длинный шуруп проворачивается. Обернувшись, вижу, как четверо в васильковых костюмах спрыгивают
Теперь отчетливо вижу васильковые комбинезоны на грузчиках. Шофер выпрямляется на подножке, глядя то на меня, то на тех, кто бежит сзади. Он машет рукой, грузчики спрыгивают с рампы; втроем они быстро идут мне навстречу.
Но я уже заприметил ржавый прямоугольник двери между собой и фургоном. Спустившись по короткой бетонной лесенке, открываю створку. Грузчики и шофер, четверо в костюмах – все бегут ко мне. Вваливаюсь внутрь, закрываю дверь. Небольшое помещение с низким потолком завалено рухлядью. Ведра, куски шлангов, мотки проволоки, лопаты со сломанными черенками, обезноженная мебель. Кучка собачьего дерьма в углу. Изнутри на двери свороченный набок засов, уже ни на что не годный. Тут нет другого выхода, зато есть шкаф. Обхожу его, упираюсь плечом, пробую подтолкнуть к двери. Через щель видны фигуры, они всё ближе, а шкаф не двигается. Я напрягаюсь, жму еще… нет, никак. Неразборчивые голоса совсем рядом. Дверь толкают, она приоткрывается, в щель просовываются пальцы. Я, сжав зубы так, что за ушами трещит, налегаю сильнее.
Шкаф переворачивается, со скрипом и хрустом падает вперед. Верхней частью он бьет по двери, вминает ее в проем. А дверь эта – наваренный на прямоугольный каркас лист ржавого металла. Он погнут, но не настолько, чтобы после удара не закрыть проем почти полностью, оставив лишь узкую щель вверху.
И я вижу три пальца, прилипшие к стенке. С размозженными, перебитыми дверью суставами, от которых осталась белесая кашица. Она и удерживает пальцы на бетоне. Самое страшное, что они не такие, какие могут быть на руке человека, – это пальцы с ноги, мизинец и еще два, синеватые, длинные.
Да, я вижу их, но я не слышу вскрика, воплей, проклятий, ругани! Снаружи поначалу тихо, а после доносятся приглушенные голоса. В дверь ударяют, но шкаф прижал ее крепко и пока держит.
Когда он упал, открылся узкий проход – квадратное отверстие в стене, которое начинается у моих колен, а заканчивается на высоте плеч. В дверь бьют опять, шкаф рывком отъезжает, и я ныряю в темноту.
V
Походный шатер оказался просторен и полутемен. Большой колченогий стол в его центре был завален картами и оружием, рядом стояли два наскоро сколоченных табурета, накрытые меховыми шкурами сундуки. Паллад усадил меня на табурет и встал по левую руку с копьем на изготовку. Седобородый господин по имени Браманти уселся на сундук возле стола.
– Повествуйте, – велел он.
Не поворачивая головы, но зная, что зазубренный наконечник Палладова копья смотрит мне в правую скулу, я принялся рассказывать – начал с того, что служил в библиотеке Урбоса («А, славная библиотека, знатная!» – воскликнул господин Браманти), описал, как сегодня утром зашел к своему приятелю Венчиславу, жившему в Старой башне, а когда покинул его обиталище, Венчислав выпал из окна… Тут Браманти вновь перебил меня: «Что за странности такие! А ну-ка, расскажите поподробнее, какая это Старая башня?» Я пояснил, что так горожане называют брошенное здание на окраине Урбоса, где обитают несколько отщепенцев, и тогда господин перебил меня в третий раз:
– Невзирая на то что платье ваше грязно и порвано в различных местах, заметно, что человек вы обеспеченный, так для чего же знаетесь с этаким оборванцем? Или вернее будет спросить – для чего приятель ваш обитал в столь захудалом месте?
Тут я вынужден был признаться, что Венчиславом уже давно владела страсть к смеси млечного сока и жучиного масла, и тогда присевший на корточки Паллад что-то крякнул, а господин Браманти сказал:
– А вы и сами не склонны ли к употреблению оного? Я честно ответил, что раньше был склонен и предавался этой страсти совместно с Венчиславом, но давно уже смог избавиться от пагубной привычки, он же – нет, и вот потому-то теперь я если не богат, то, во всяком случае, не испытываю нужды, а приятель мой… приятель мой выпал из окна.