Петр Чайковский. Бумажная любовь

Шляхов Андрей Левонович

Утро вечера мудренее — он пил весь вечер и всю ночь проплакал от жалости к себе. Вспоминал детство, мать, Фанни и жалел, что рядом нет Модеста, тот бы утешил его по-братски и дал бы совет. Алексей тоже не спал всю ночь — караулил, как бы не случилось припадка.

Обошлось. Утром он посмотрел на себя в зеркало и испугался своего вида — на него смотрел семидесятилетний старец. Зажмурился в испуге, потряс головой, прогоняя наваждение, и открыл глаза — теперь он выглядел лет на пятьдесят. Лучше, конечно, но все же…

Предложение было неслыханным по своей форме:

— Я, к величайшему моему сожалению, не люблю вас, Антонина Ивановна, и никогда не полюблю, но, идя навстречу вашим чаяниям, я готов предложить вам стать моей женой.

Позволю

себе еще раз обратить ваше внимание на то, что характер у меня странный, и еще на то, что я вряд ли смогу сделать вас счастливой. Я, как вы уже слышали, подвержен припадкам необоснованного раздражения, во время которых становлюсь совершенно невыносим для окружающих, я не люблю шумных сборищ, меня часто тяготит общение с другими людьми, и, кроме того, я беден, практически нищ. Однако я готов стать для вас… братом, верным другом, старшим товарищем, опорой на жизненном пути. Подумайте же еще раз и скажите — готовы ли вы соединить свою судьбу с моей?

— Я принимаю ваше предложение, Петр Ильич, и обещаю, что со мной вы будете счастливы, — не раздумывая, ответила она, до неприличного светясь от счастья.

И протянула ему руку для поцелуя. Мягкую, белую, обильно надушенную.

Пришлось поцеловать.

— Свадьбу я намереваюсь сыграть через месяц, после того, как покончу кое с какими делами, — сказал он на прощание. — Сделайте милость, не говорите пока никому о нашем решении, прошу вас.

— Если вы так хотите, — улыбнулась она, — если вам это надо, то я буду нема, как рыба.

Краткими письмами известил отца и братьев о грядущем событии, не удержался и рассказал новость Алеше, хотя вначале и не собирался этого делать. Бедный мальчик, изрядно повзрослевший и, увы, подурневший за последнее время, искренне расстроился предстоящему появлению в доме незнакомой женщины.

— Не волнуйся, друг мой, — поспешил утешить его Петр Ильич, — она тебе понравится. Что ни говори, а она умеет понравиться.

Она действительно умела делать это, но вряд ли намеревалась вести так себя всю жизнь.

Тремя днями позже Чайковский получил письмо от Надежды Филаретовны. Баронесса сообщила ему свой летний адрес (с дачи в Сокольниках она переезжала в свое имение Браилов, расположенное в Каменец-Подольской губернии). «Это край по своей природе, растительности и климату прелестный. Свой Браилов я ужасно люблю, как самого по себе, так и по весьма дорогим воспоминаниям. Когда я бываю там, мне хочется, чтобы всем людям на земле было так же хорошо, как мне. Об Вас я буду там вспоминать больше, чем где-нибудь, потому что всегда человек там, где ему нравится, больше всего думает о тех, кого любит», — написала она, повторив на расставание, что какое бы далекое расстояние ни разделяло их, Петр Ильич не должен забывать, что он имеет в ней самого искреннего друга, всегда готового принять участие во всем, что его касается.

«Две разные женщины любят меня, — думал он. — Насколько же они не похожи друг на друга, ах, если бы…»

И вспоминал гоголевские строки: «Если бы губы Ника- нора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась. А теперь, поди подумай! просто голова даже стала болеть».

Кстати, Гоголь, кажется, так и прожил всю жизнь холостяком.

Чайковский снова уехал в Глебово, где и пробыл почти до дня венчания. О Антонине Ивановне почти не вспоминал — работал над оперой.

Работалось ему хорошо, увлеченно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ «УЗНИК»

«Я самым неожиданным для себя образом сделался женихом в последних числах мая. Это произошло так. За несколько времени перед этим я получил однажды письмо от одной девушки, которую знал и встречал прежде. Из этого письма я узнал, что она давно уже удостоила меня своей любовью. Письмо было написано так искренно,

так тепло, что я решился на него ответить, чего прежде тщательно в подобных случаях избегал. Хотя ответ мой не подавал моей корреспондентке никакой надежды на взаимность, но переписка завязалась. Не стану Вам рассказывать подробности этой переписки, но результат был тот, что я согласился на просьбу ее побывать у ней. Для чего я это сделал? Теперь мне кажется, как будто какая-то сила рока влекла меня к этой девушке. Я при свидании снова объяснил ей, что ничего, кроме симпатии и благодарности за ее любовь, к ней не питаю. Но, расставшись с ней, я стал обдумывать всю легкомысленность моего поступка. Если я ее не люблю, если я не хочу поощрить ее чувств, то почему я был у нее и чем это все кончится? Из следующего затем письма я пришел к заключению, что если, зайдя так далеко, я внезапно отвернусь от этой девушки, то сделаю ее действительно несчастной, приведу ее к трагическому концу. Таким образом, мне представилась трудная альтернатива: или сохранить свою свободу ценою гибели этой девушки (гибель здесь не пустое слово: она в самом деле любит меня беспредельно) или жениться. Я не мог не избрать последнего. Меня поддержало в этом решении то, что мой старый восьмидесятидвухлетний отец, все близкие мои только о том и мечтают, чтобы я женился. Итак, в один прекрасный день я отправился к моей будущей супруге, сказал ей откровенно, что не люблю ее, но буду ей, во всяком случае, преданным и благодарным другом. Я подробно описал ей свой характер, свою раздражительность, неровность темперамента, свое нелюдимство, наконец, свои обстоятельства. Засим я спросил ее, желает ли она быть моей женой. Ответ был разумеется, утвердительный».

Этим-то и хороши письма — пока опишешь все на бумаге. сам разберешься, что к чему. Обдумаешь не торопясь (мысль-то куда быстрее пера бежит), перечтешь написанное и все в уме. а то — и в душе, расставишь по своим местам.

Чайковский любил письма. Писал их обстоятельно, помногу и с удовольствием.

Наслаждаясь пикантностью ситуации — не каждому выпадало рассказывать одной из женщин, с которой тебя связывает не просто переписка, но и определенная близость интересов, можно сказать даже — духовная близость. о том, как ты сделал предложение заведомо нелюбимой женщине и что испытывал после того, как оно было принято.

«Не могу передать Вам словами те ужасные чувства, через которые я прошел первые дни после этого вечера. Оно и понятно. Дожив до тридцати семи лет с врожденною антипатиею к браку, быть вовлеченным силою обстоятельств в положение жениха, притом нимало не увлеченного своей невестой, — очень тяжело. Нужно изменить весь строй жизни, нужно стараться о благополучии и спокойствии связанного с твоей судьбой другого человека, — все это для закаленного эгоизмом холостяка не очень-то легко. Чтоб одуматься, привыкнуть спокойно взирать на свое будущее, я решился не изменять своего первоначального плана и все-таки отправиться на месяц в деревню».

«Я решил, что судьбы своей не избежать и что в моем столкновении с этой девушкой есть что-то роковое». Эта фраза ужаснет добрую Надежду Филаретовну, в представлении которой рок никогда не бывает добрым. Она прослезится, страдая от жалости к своему единственному другу и одновременно — от собственного бессилия, ибо все ее богатство, все ее влияние бессильно помочь ему. Нет, не помочь, спасти!

«На днях произойдет мое бракосочетание с ней. Что дальше будет, я не знаю». Милый, дорогой Петр Ильич, как отважно, без рисовки и позы принимает он удары судьбы! Только благороднейший и скромнейший из людей напишет так просто — «что дальше будет, я не знаю». И ведь не забыл о ней даже в трудный час «На симфонии своей я поставлю: «Посвящается моему другу», как Вы того желаете». И каким огромным доверием наградил он ее: «Прошу Вас никому не сообщать о тех обстоятельствах, которые привели меня к женитьбе. Этого, кроме Вас, никто не знает»! Что ж — она не всесильна, но для него она сделает все, что только сможет!