Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Осмелел парень!..
– А они, комсомольцы, все такие!..
– Да уж, нахальства им не занимать…
– Ну, надо же!.. Самого первого партийного секретаря… "имел в виду"!..
Колхозники от души потешались над незадачливым оратором.
Никитка готовил свою речь два дня и две ночи. Он так радовался, когда придумал "эру мракобесия" и когда решил ввернуть стихи Маяковского!
Ведь это было так здорово!.. И вдруг какой-то калека… Какой-то алкаш, который и двух слов-то связать не может и речей таких настоящих никогда не слыхивал, вздумал смеяться над ним?!..
– А ты, товарищ Крутов,
– Во-первых, щенок, я у тебя в товарищах никогда не ходил, а во-вторых, ты своё прокаркал и теперь помолчи маленько, пока взрослые разговаривать будут.
– Да ты!.. Да я!.. – не сдавался Никитка.
– Цыц, тебе говорят!
– Никита Сергеевич, ты не ершись. Зачем? Не годится перед несознательным элементом бисер метать, – Эмилия Рерберг ласково потрепала парня по голове. – Товарищ что-то не понял, и мы с тобой ему сейчас всё разъясним. Спрашивайте, товарищ, не стесняйтесь.
– Что я?.. Девица, чтобы стесняться? – разговаривать с начальством Егор не привык и потому в самом деле чувствовал себя не в своей тарелке. – Но, дорогие гости, интересно было бы узнать, для какой такой надобности столько важного народа к нам в колхоз понаехало?.. Думаю, не одного любопытства ради.
– Чтобы праздно любопытствовать, у нас на это времени нет! – сказала как отрезала партийная дама. – Михаил Януарьевич, – обратилась она к интеллигенту в очках. – Ты у нас инициатор сегодняшнего события, тебе и карты в руки. Говори.
Прежде, чем начать, Януарьевич откашлялся, поправил очки.
– Товарищи! – несмотря на свой хлипкий вид, "министр культуры" обладал звонким голосом, держался уверенно и солидно. – Согласитесь, наша партия и правительство постоянно и неусыпно заботятся о благосостоянии нашего народа. Успехи коммунистического строительства в нашей стране, согласитесь, видны невооружённым глазом, и только отпетые враги первого в мире социалистического государства могут отрицать, что с каждым годом, с каждым днём жизнь советского человека становится лучше, богаче, светлее. Но, дорогие товарищи!.. С собой в коммунизм мы возьмём только всесторонне образованных, культурных людей. Людей без пережитков в сознании и предрассудков. Людей, которые живут и мыслят свободно!.. Согласитесь, товарищи, тяжёлое наследство получили мы от наших предков, которые на протяжении веков одурманивали себя ядом идеализма, и ошибочных представлений о мироустройстве, и подлинном назначении человека в этом меняющемся, в этом бурлящем мире! В том самом мире, который нам с вами, согласитесь, предстоит перестроить, чтобы вековая мечта человека о всеобщем братстве, об истинном равенстве и подлинной свободе стала реальностью!.. Согласитесь…
Слова вылетали из его уст легко и бездумно. Звенящий голос и бодрый тон Януарьевича были всем так знакомы, а шаблонные фразы и лозунги настолько обрыдли, что колхозники откровенно затосковали и уже слушали оратора в пол-уха. Всех охватило привычное тупое оцепенение, и народ был готов с ним тут же и во всём согласиться, только заканчивал бы он молоть языком поскорее. А не то ведь, ей Богу! – невмоготу.
И вдруг!..
Что он сказал?..
Или мы ослышались?..
Не сразу дошёл до сознания людей
– Как?!.. Как?!..
– Ну-ка, повтори!..
– Мы чего-то не поняли.
– А тут и понимать нечего, всё элементарно, товарищи: решением исполкома районного Совета Депутатов трудящихся ваша церковь объявляется памятником архитектуры и передаётся в ведение Комитета по культуре, то есть как бы собственно мне, – и очкарик коротко хохотнул.
– Погоди, погоди!.. Зачем передаётся?
– В какое такое ведение?..
– И не нужен нам никакой памятник…
– Как же это, братцы?.. А?..
– Храм порушить решили…
Януарьевич опять рассмеялся, но как-то уже не очень весело.
– Можете не беспокоиться, товарищи, мы ничего ломать не собираемся. Наоборот, выделим средства и церковь вашу отремонтируем. Увидите, краше прежнего станет.
– А на что нам краше?..
– Во всём районе благолепней храма не сыщешь!..
– Нам он и такой люб!..
– А про средства это мы уже слыхали. Сколько этих самых средств нам на клуб выдали?..
– В самый раз хватило, чтобы двери да окна досками заколотить!..
– Вот тебе и все средствия!..
Народ разволновался не на шутку.
– Тише!.. Тише, товарищи!.. Про клуб с председателя колхоза спрашивайте, подобные мелочи – это его забота. А мы сейчас, согласитесь, не о том говорим…
– Стыдись, Михаил!.. – резко, свистящим шёпотом оборвала Януарьевича товарищ Рерберг. – Что ты перед этой шантрапой на цыпочках прыгаешь?!.. Мы с тобой как договаривались? Покончить с этим делом быстро и решительно, а ты сопли размазал, нюни распустил. Одно слово – интеллигент!.. С комсомола пример бери! У Никиты Сергеевича учись!.. – щёки Никитки заалели, он готов был заплакать от гордости и смущения. – Товарищ Коломиец, выручай хоть ты, а то культура наша в который уже раз слаба в коленках оказалась.
Януарьевич обиделся и, потупившись, концом шарфа, что свисал с его тощей шеи, стал протирать очки. Он скорбел и всем своим видом показывал, что вот, мол, дни и ночи напролёт работаешь, работаешь, а в награду одни только попрёки и подзатыльники получаешь.
А майор крякнул и, пошире распахнув шинель, чтобы виднее стали его боевые награды, выступил вперёд.
– Народ, слушай сюда! – он сурово нахмурил брови, и выражение лица у него стало недовольное, брезгливое, словно в сотый уже раз говорил он об одном и том же, а народ был настолько чудовищно и безпросветно туп, что никак не мог или, что ещё хуже, не хотел его понять. – Короче!.. Для отправления любых ваших религиозных потребностей мы церковь эту с сегодняшнего дня закрываем и переводим из сугубо культового в сугубо культурное заведение. Надеюсь, понятно выражаюсь?..
– Кто здесь богохульствует и храм Божий заведением называет? – мощный бас отца Георгия заставил вздрогнуть от неожиданности даже партийное руководство района. Все настолько увлеклись выяснением отношений, что не заметили, как батюшка вместе со счастливым Иосифом Бланком и его крёстными родителями вышел из церкви.
– Как ты кстати!.. Тебя-то мне, голуба, и надо! – оживился майор. – Товарищ поп, сливай масло, Приехали. Закрывай свою лавочку.
И обернулся к очкарику:
– Где постановление исполкома?