Петр Великий, голландский. Самозванец на троне
Шрифт:
– Как всегда, прекрасно у тебя, Фёдор Юрьевич! – похвалил его Борис Алексеевич Голицын, пришедший вместе с супругой.
– Так дело важное, вельможных людей собрать. Тревожное время, непростое…
– Пётр Алексеевич возвращаться из Амстердама не собирается?
– Нет ещё. Сейчас в Вене гостит, у цесаря… Непросто там всё, и Леопольд предлагает свою родственницу в жёны для царевича Алексея Петровича. Принцессу Луизу.
– Породнится хочет? – и было видно, как обрадован Голицын, – значит, высоко ставит
Ромодановский понимающе кивнул. Да, цесарь Леопольд видно чего смекнул об их голландском Петре, и надеется оставить и свои виды на Царство Русское… Но, тогда никто не посмеет лишить жизни Алексея Петровича, и на его права наследника покусится. И это очень хорошо.
– Отпиши , Борис Алексеевич письмо канцлеру, что все русские вельможи стоять будут твёрдо за принцессу Луизу. Такая супруга …
– Всё сделаем, Фёдор Юрьевич… Хватит уж итриг этих, худо всё может закончиться! Ладно, на нас Лопухин Фёдор смотрит, я лучше за стол сяду!
Фёдор Юрьевич поглядел и на своих сыновей, беседующих с сыном Бориса Алексеевича. Хорошие детки получились у него с толковые. Он был требовательным, но очнь заботливым отцом. И не пустил сыновей в Великое Посольство. А учиться желал послать их обоих в Венецию, науки познавать. Хотя, конечно, лучше всего в Рим, в Великий Город. Сам мечтал там побывать, и любил рассматривать гравюры с видами Рима.
Кравчие разлили вино по бокалам, начиная пир. Правда, подавали угощение у Ромодановского на серебре, и русские кушанья. Не признавал князь- кесарь непривычных иноземных блюд.
Почти до вечера уж тянулся пир, гости были веселы, сыты да пьяны . Но никто не болтал о важном, лишь о псовой охоте велись разговоры. Фёдор Юрьевич всё надеялся, что хоть кто- то по пьяному делу проговорится о заговоре, кто стрельцам серебро давал, да грамотки там всякие посылал.
Ромодановский потянулся серебряной вилочкой за солёным груздочком, задумчиво захрустел вкусной закуской. Но тут в двери возникло лицо Сеньки- спальника в двери. Корчил подлец, рожи, привлекал внимание. Помнил, что обещался боярин его выпороть, если он, бесовская душа, на пиру появится под очи знатных гостей.
Фёдор Юрьевич встал с неохотой с своего места, и явил себя перед холопом.
– Чего Сенька, плетей захотел? Не видишь, дело важное! – загрохотал он своим голосом.
– Так дело наиважнейшее, батюшка, – тихо проговорил спальник, и влто ростом ниже стал, – сам так говорил, что в любое время лня и ночи…
– Ну, чего? – пробормотал боярин, – быстрее только…
– Твк быстро я… Стрельцы силой в четыре полка подошли к Новодевичьему монастырю....
– Так.. И кто ведёт эту силу?
– Не знаю, хоть убей, – и холоп истово перекрестился.
– Пошли кого упредить Автомона Головина
– Всё исполню, не беспокойся! Мигом гонец обернётся.
– Стой, не дури, Сенька… Бумагу мне и чернила!
Тут Ромодановский сочинил грамотку, запечатал своей печатьюи уже тогда снарядил и гонца.
Все собирались расходится, но Фёдор Юрьевич кивнул Борису Алексеевичу. Тот всё понял. Тем временем хозяин дома проводил гостей, а Голицына спальник Сенька провёл в светёлку, а по новому- в кабинет Ромодановского.
Гость с любопытством посмотрел на картины и гравюры на стенах, на шар земной, исполненный голландским мастером ван Меером, на книжный шкафчик, с книгами на латинском.
– Что, Борис Алексеевич, любуешься на моё богатство? – с ходу начал разговор Ромодановский.
– Неплохая, толковая библиотека. Всё на латыни.
– Так на русском, почитай, ничего и не издано. Мы с тобой делом не занимаемся.
– Так то так, – и Голицын погрустнел взглядом, – и от Европы в таком деле отстаём…
– И вот ещё… Стрельцы на Москву идут, да ополчение собирают. Дела плохи. Сил наших мало, а если им помощь подойдёт, то кутерьма страшная завяжется. Они, кажется, прознали, что Пётр у нас теперь немецкий, и хотят на трон Алексея Петровича посадить
– Заигрались, Фёдор Юрьевич, в иитриги эти. Кто из ближних стольников Ивана Алексеевича отравил? К чему это было делать? А эти, в отместку и Петру дали яду.
– Да поздно уж виноватых искать, Борис Алексеевич. Ты мудр, аки змий, подскажи, то и сделаем!
– Обмануть их надобно, напишем письмо, от имени городовых тульских казаков, атамана их Черткова, дескать , идём на помощь, подождите три дня.
Ромодановский оживился, просветлел лицом. Придумать такую каверзу только князь Голицын мог, очень умён да и зело начитан…
– Дело хитрое, да сделать можно… Холоп есть на примете, толковый, он и переласт письмишко…
Видно было, что обрадован Борис. Но, вдруг неожиданно для Ромодановского, снял перстень с камнем.
– Как потом не выйдет, Фёдор Юрьевич, нам послух без надобности. Яд действует через пять дней.
– И ты сам не боишься, что и тебя…
И подумав, достал из шкафчика бутылку любимого итальянского вина, открыл и налил в пустй графин, оставив отстояться благородному напитку,
– Да меня батюшка по итальянской методе к ядам приучал. Теперь на меня ничего не подействует. Я, как царь Митрилат Евпатор стал, – выражался Голицын очень мудрёно.
– Что же ты, князюшка, только иноземную мудрость уважаешь, а русской брезгуешь?
– Я уважаю русскую веру, немецкое благоразумие и турецкую верность, – неспешно произнёс Голицын.