Петр Великий. Его жизнь и государственная деятельность
Шрифт:
Довольно метко и красноречиво охарактеризована многообразная преобразовательная деятельность Петра Великого известным русским историком Погодиным:
“Мы просыпаемся. Какой ныне день? 1 января 1841 года. Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от января. Пора одеваться – наше платье сшито по фасону иностранному, данному Петром Первым. Сукно выткано на фабрике, которую завел он; шерсть настрижена с овец, которых развел он. Попадается на глаза книга – Петр Великий ввел в употребление этот шрифт, и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее – этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносятся газеты – Петр Великий их начал. Вам нужно купить разные вещи – все оне, от шейного шелкового платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом: одне выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге. За обедом от соленых сельдей до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости – это ассамблеи Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных в мужскую компанию по требованию Петра Великого. Пойдем в университет – первое светское училище учреждено при Петре Великом и т. д.”.
Мысль о реформе того, что так или иначе было уже осуществлено, но на опыте обнаружило
Глава VI. Сотрудники
Петр Великий постоянно нуждался в даровитых и обученных деятелях. В письме к своей жене царь говорит: “Левшою не умею владеть, в одной руке принужден держать шпагу и перо, а помощников сколько, сама знаешь”. Но все же он не был одинок “в трудах державства и войны”. Известные слова Посошкова: “Наш монарх на гору сам десять тянет, а под гору миллионы тянут: то как дело его скоро будет?”, – надо понимать в условном смысле. Во-первых, царь обладал громадным преимуществом перед этой многомиллионной массой – самодержавной властью, которая обеспечивала если не успех, то, по крайней мере, всеобщее признание его предначертаний и нововведений. Во-вторых, как бы сильно ни чувствовался недостаток в способных и энергичных людях, “эпоха преобразования” создана не индивидуальными усилиями, а коллективными трудами множества деятелей, среди которых Петру Великому, конечно, принадлежит первое место, главная роль, как по разнообразию и размаху его деятельности, так и по его государственному положению.
В завоеваниях и реформах Петра принимали участие представители различных профессий, талантов, званий и национальностей. Курбатов, например, ведет с Петром переписку об отмене патриаршества, устройстве школ и немецком платье, о реформах финансовых и вопросах внешней политики. В области народной экономии руководителями царя были Строгановы, Демидовы, Гончаровы, Соловьевы, выдававшиеся предприимчивостью и опытностью в торговле и промышленности. Сотрудники его в духовных делах были ученые малороссы и во главе их Феофан Прокопович. На военном поприще отличились Шереметев, Апраксин, Брюс, Боур, Репнин. Во внешней политике заявили себя князья Куракин, Матвеев, Толстой, Неплюев, Волынский. Многие иностранцы оказали Петру Великому существенные дипломатические услуги, составляли для него проекты реформ, государственных и административных. Остерман, Миних и другие, карьера которых обусловливалась успехами русского оружия и нововведениями, в продолжение многих лет трудились на русской службе и своею преданностью царю и интересам России достигли высших государственных постов. Наконец, лица незнатного происхождения, представители народной массы: Кириллов, Сердюков, Посошков и другие. Многие сподвижники Преобразователя, по справедливому выражению поэта, были “птенцами гнезда Петрова, его товарищами, сынами”. Сам Петр отыскал их, обучил и воспитывал в своей суровой практической школе и поднял из мрака неизвестности до степеней знатнейших сановников. Особенно посчастливилось Меншикову. Он выдвинулся своею преданностью Петру, сметливостью и исполнительностью. Иностранцы удивлялись дружеским отношениям, существовавшим между царем и его подданным. Денщик, “потешный” солдат, безродный баловень счастья, становится “полудержавным властелином”.
Но, кроме этих сотрудников-исполнителей и помощников, были у Петра и другие сподвижники: сотрудники-учителя и наставники, и не только из иностранцев, но также из тех русских, которые успели непосредственно ознакомиться с европейской цивилизацией и своими стремлениями и идеями во многом предупредили вождя преобразовательного движения в России.
Отношение Петра к прогрессистам достаточно ярко характеризуется его сношениями с русским западником Ф. Салтыковым и знаменитым немецким философом Лейбницем. Федор Степанович Салтыков принадлежал к старинному боярскому роду. В детстве путешествовал он со своим отцом в Сибирь; в 1697 году командирован в числе 60 других стольников за границу для изучения судостроения в Голландии и Англии. 30 июня 1711 года царь отправляет своего ученого корабельного мастера во вторую заграничную командировку для покупки “дешевою ценой” нескольких иностранных судов. Салтыков сначала посетил Копенгаген “для совета с русским послом князем Долгоруким и датским министром”, а затем отправляется в Англию. Объехав главнейшие порты Англии и Ирландии, Салтыков поселяется в Лондоне и наездами, по делам службы, бывает в Амстердаме и Гааге. Живя постоянно за границей, он приобрел широкое знакомство с европейской жизнью и составляет для царя обстоятельные проекты реформ. В архивах сохранилась обширная переписка Салтыкова с Петром, кабинет-секретарем Макаровым, адмиралом Апраксиным и другими сановниками. Он уведомляет царя о своих проектах. Петр отвечает ему письмом, 12 января 1713 года: “Правы, о которых вы писали, что вы выбрали из уставов аглинских и прочих европейских, которые надлежит, кроме республик, пришлите к нам”. Салтыков высылает Петру сперва “пропозиции”, первую записку, а затем “изъявления, которые, – сообщает он, – могут быть потребны государству и вам прибыточны”. “Российский народ, – говорит Салтыков, – такие же чувства и рассуждения имеет, как и прочие народы, только его довлеет в таких делах управлять”. Записки эти получены были в то время, когда Петр только что приступил к главнейшим своим реформам, и потому они не могли остаться без влияния. В первой записке составитель предлагает обратить особенное внимание на главу о “всенародном обучении во всяких свободных науках и во всяких художествах”. В ней подробно излагаются сведения о низших, средних и высших училищах, которые необходимо учредить в России; не забывается даже женское образование. Салтыков говорит: “Мы по сему образу сравняемся в краткое время со всеми лучшими европейскими государствами, а без свободных наук и без добрых рукоделий не может государство стяжать себе умного имения”. В пяти первых главах “пропозиций” подробно излагаются социальные реформы, которые скопированы, главным образом, с английских порядков. Желая сравнять Россию с Западом, Салтыков указывает на множество мероприятий для развития национальной промышленности и внешней торговли. “Купечество есть твердое основание богатства всех народов”; но торговать возможно только тогда, когда есть чем вести торг: необходимо в самой России насадить промышленность. “Если нам заводов пять, шесть стеклянных построить, то
Предложения Ф. Салтыкова осуществлены частью самим Петром; другие переданы в сенат на обсуждение; наконец, часть проектов исполнена была гораздо позже, в последующие царствования.
Философ Лейбниц ранее других осознал великое значение первого путешествия Петра Великого по Западной Европе. В письмах к разным лицам он указывает на необходимость воспользоваться пребыванием царя за границей для распространения в России цивилизации. Впоследствии он осуждал англичан и голландцев, недостаточно действовавших в этом направлении. Со своей стороны, Лейбниц пользуется первым же случаем, чтобы завязать сношения с царем, и настойчиво добивается аудиенции. Сущность преобразовательной программы Лейбница сводится к следующему. Для России представляет громадную важность “то обстоятельство, что в ней, пользуясь примерами истории развития других стран и народов, можно избежать многих ошибок, сделанных в разных случаях: дворец, построенный совершенно сызнова, во всяком случае может быть устроен удачнее, чем здание, над которым трудились в продолжение нескольких столетий, постоянно делая перестройки, починки, поправки”. Лейбниц виделся с Петром в Торгау, Карлсбаде, Дрездене и приобрел его искреннюю дружбу. Вебер передает, что впоследствии в Петербурге Петр со свойственной ему живостью часто спрашивал его: “Где теперь Лейбниц? что он делает? где был все это время? думает ли остаться в Ганновере?” Одно время царь с философом путешествовали вместе. Петр, уезжая из Карлсбада, взял с собой Лейбница в Теплиц и хотел увезти его дальше. Тем не менее Петр, с присущим ему тактом, более интересовался научными работами Лейбница, чем его законодательными и политическими проектами, хотя не оставлял также без внимания и последних. Лейбниц предлагал царю учредить особую ученую коллегию: “Если бы его величество, – говорит он, – обнаружил склонность к тому, что некоторые из присутствующих министров могли бы вступить со мною в конференции и обо всем со мною условиться”. Толки о влиянии Лейбница на устройство администрации в России принадлежат к области вымыслов: надежды, что со временем найдутся другие записки Лейбница, – говорит Герье, – которые еще яснее докажут это влияние, “должны считаться несбыточными”. Лейбниц обратился к царю с предложениями: 1) устроить учебную часть; 2) завести в России физические наблюдения; 3) составить свод всех лучших изобретений для осуществления их в России. В черновой записке Лейбница, сохранившейся в Ганноверской библиотеке, упоминается также о счетной машине, изобретенной им, новом снаряде, который мог бы принести громадную пользу в случае войны с Турцией, об улучшении речного судоходства и т. д. В одном письме Лейбниц пишет: “Я имел честь беседовать с царем в Торгау, и его величество изъявил желание приказать производить наблюдения над действием земного магнетизма в обширном своем государстве”. После свидания в Карлсбаде Петр Великий предложил Лейбницу вступить в русскую службу и назначил ему жалованье в 1000 талеров. Лейбниц метил в русские министры, но царь предоставил ему обязанности ученого-корреспондента.
Велики были замыслы Петра, но виды Лейбница простирались еще дальше. Историческая миссия России, по его убеждению, состояла в распространении культуры на Востоке; поэтому следовало бы желать, чтоб Россия покоряла все новые и новые племена в Азии. Но общение с низшими народностями непременно понизило бы умственные и нравственные требования русских и было бы губительным для политически отсталой страны. Петр был истинным представителем своего народа и более чем кто другой понимал реальные потребности века. Оптимист-философ не увлек практика Петра, утилитариста чистейшей воды. Петр чувствовал, что сил его станет на многое, но не добивался невозможного. Он имел инстинктивный такт и приводил в движение только те силы, которые способны были к развитию. Планы его были не столь обширны, но более осуществимы, и согласовались с интересами русского народа.
Сотрудники и продолжатели Петра в последующие царствования, Неплюев, Татищев и другие, тоже не принадлежали к классу тех исторических деятелей, “непризнанных фанатиков”, которые свои мечты принимают за действительные потребности времени и берутся за бесплодное дело не по своим силам. Правда, они сознавали, что иной раз “небываемое бывает”, как выражался Преобразователь, но, не предрешая наперед будущего, тем не менее, глубоко были убеждены в том, что новые дела родятся только при совершенно новых комбинациях общественных сил. Так, например, когда Екатерина II предложила Неплюеву указать ей достойного себе преемника, верный преданиям Преобразователя сподвижник сего дал императрице характерный ответ: “Нет, государыня, мы – Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду, инако воспитывались, инако мыслили и вели себя, а ныне инако воспитываются, инако ведут себя и инако мыслят, итак я не могу ни за кого, ниже за сына своего, ручаться”.
Другими словами: для каждого времени потребен есть свой муж. Новые государственные деятели выросли и воспитались при совершенно иных общественных и государственных условиях. Другое время, новые птицы, новые песни. Но национальные задачи разрешаются веками. Многие поколения продолжают идти по “следам Петровым”, работают в его духе и направлении, стремятся сблизить Россию с цивилизованной Европой. И в следующем столетии “западничество” служит долгое время лозунгом прогрессивной партии.
Глава VII. Семья и последние годы
Петр женился на Евдокии Лопухиной семнадцати лет, по настоянию своей матери. Молодая супруга нежно любила царя, называла его “своею радостью”, “светом”, “лапушкой” и просила позволить ей сопровождать его во всех путешествиях. Но Петр не имел никакого сердечного влечения к своей первой жене, воспитанной в неподвижных обычаях старины. Частые отлучки из дворца вызвали еще большее охлаждение. Наконец явилась первая серьезная и продолжительная страсть. Князь В. И. Куракин рассказывает: “Лефорт был человек забавный и роскошный или назвать дебошан французский. И непрестанно давал у себя в доме обеды и балы; в его доме первое начало было, что его царское величество начал с дамами иноземными сближаться”. В скором времени и мать, женившая сына на Евдокии, возненавидела за что-то свою невестку, молодую царицу. Тот же князь Куракин передает, что Наталья Кирилловна “желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви”. Петр часто ночевал в селе Преображенском, во вновь построенном доме при съезжей избе, только изредка наезжая во дворец к матери обедать: “тем первое разлучение с царицей Евдокией началось быть”. Так продолжалось до смерти Натальи Кирилловны, “которая сына своего к разлуке с Евдокией (более) понуждала, нежели унимала”. Петр пристрастился к Анне Монс. Евдокию уговаривали добровольно постричься.