Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы

Жуковский Василий Андреевич

Явление богов

Знайте, с Олимпа Являются боги К нам не одни; Только что Бахус придет говорливый, Мчится Эрот, благодатный младенец; Следом за ними и сам Аполлон. Слетелись, слетелись Все жители неба, Небесными полно Земное жилище. Чем угощу я, Земли уроженец, Вечных богов? Дайте мне вашей, бессмертные, жизни! Боги! что, смертный, могу поднести вам? К вашему небу возвысьте меня! Прекрасная радость Живет у Зевеса! Где нектар? налейте, Налейте мне чашу! Нектара чашу Певцу, молодая Геба, подай! Очи небесной росой окропите; Пусть он не зрит ненавистного Стикса, Быть да мечтает одним из богов! Шумит, заблистала Небесная влага, Спокоилось сердца, Провидели очи. 1816

Жалоба пастуха

На ту знакомую гору Сто раз я в день прихожу; Стою,

склоняся на посох, И в дол с вершины гляжу. Вздохнув, медлительным шагом Иду вослед я овцам, И часто, часто в долину Схожу, не чувствуя сам. Весь луг по-прежнему полон Младой цветов красоты; Я рву их – сам же не знаю, Кому отдать мне цветы. Здесь часто в дождик и в грозу Стою, к земле пригвожден; Все жду, чтоб дверь отворилась… Но то обманчивый сон. Над милой хижинкой светит, Видаю, радуга мне… К чему? Она удалилась! Она в чужой стороне! Она все дале! все дале! И скоро слух замолчит! Бегите ж, овцы, бегите! Здесь горе душу томит! Конец 1817

Утешение в слезах

«Скажи, что так задумчив ты? Все весело вокруг; В твоих глазах печали след; Ты, верно, плакал, друг?» «О чем грущу, то в сердце мне Запало глубоко; А слезы… слезы в радость нам; От них душе легко». «К тебе ласкаются друзья, Их ласки не дичись; И что бы ни утратил ты, Утратой поделись». «Как вам, счастливцам, то понять, Что понял я тоской? О чем… но нет! оно мое, Хотя и не со мной». «Не унывай же, ободрись; Еще ты в цвете лет; Ищи – найдешь; отважным, друг, Несбыточного нет». «Увы! Напрасные слова! Найдешь, – сказать легко; Мне до него, как до звезды Небесной, далеко». «На что ж искать далеких звезд? Для неба их краса; Любуйся ими в ясну ночь, Не мысли в небеса». «Ах! я любуюсь в ясный день; Нет сил и глаз отвесть; А ночью… ночью плакать мне, Покуда слезы есть». Конец 1817

Мина

^Романс

Я знаю край! там негой дышит лес, Златой лимон горит во мгле древес, И ветерок жар неба охладит, И тихо мирт и гордо лавр стоит… Там счастье, друг! туда! туда Мечта зовет! Там сердцем я всегда! Там светлый дом! на мраморных столбах Поставлен свод; чертог горит в лучах; И ликов ряд недвижимых стоит; И, мнится, их молчанье говорит… Там счастье, друг! туда! туда Мечта зовет! Там сердцем я всегда! Гора там есть с заоблачной тропой! В туманах мул там путь находит свой; Драконы там мутят ночную мглу; Летит скала и воды на скалу!.. О друг, пойдем! туда! туда Мечта зовет!.. Но быть ли там когда? Конец 1817

К месяцу

Снова лес и дол покрыл Блеск туманный твой: Он мне душу растворил Сладкой тишиной. Ты блеснул… и просветлел Тихо темный луг: Так улыбкой наш удел Озаряет друг. Скорбь и радость давних лет Отозвались мне, И минувшего привет Слышу в тишине. Лейся, мой ручей, стремись! Жизнь уж отцвела; Так надежды пронеслись; Так любовь ушла. Ах! то было и моим, Чем так сладко жить, То, чего, расставшись с ним, Вечно не забыть. Лейся, лейся, мой ручей, И журчанье струй С одинокою моей Лирой согласуй. Счастлив, кто от хлада лет Сердце охранил, Кто без ненависти свет, Бросил и забыл, Кто делит с душой родной, Втайне от людей, То, что презрено толпой Или чуждо ей. Конец 1817

Новая любовь – новая жизнь

Что с тобой вдруг, сердце, стало? Что ты ноешь? Что опять Закипело, запылало? Как тебя растолковать? Все изчезло, чем ты жило, Чем так сладостно грустило! Где беспечность? где покой?.. Ах! что сделалось с тобой? Расцветающая ль младость, Речи ль, полные душой, Взора ль пламенная сладость Овладели так тобой? Захочу ли ободриться, Оторваться, удалиться — Бросить томный, томный взгляд! Ах! я к ней лечу назад! Я неволен, очарован! Я к неволе золотой, Обессиленный, прикован Шелковинкою одной! И бежать очарованья Нет ни силы, ни желанья! Рад тоске! хочу любить!.. Видно, сердце, так и быть! Январь или февраль 1818

Горная дорога

Над страшной бездной дорога бежит, Меж жизнью и смертию мчится; Толпа великанов ее сторожит; Погибель над нею гнездится. Страшись пробужденья лавины ужасной: В молчанье пройди по дороге опасной. Там мост через бездну отважной дугой С скалы на скалу перегнулся; Не смертною был он поставлен рукой — Кто смертный к нему бы коснулся? Поток под него разъяренный бежит; Сразить его рвется и ввек не сразит. Там, грозно раздавшись, стоят ворота; Мнишь, область теней пред тобою; Пройди их – долина, долин красота, Там осень играет с весною. Приют сокровенный! Желанный предел! Туда бы от жизни ушел, улетел! Четыре потока оттуда шумят — Не зрели их выхода очи. Стремятся они на восток, на закат; Стремятся к полудню, к полночи; Рождаются вместе; родясь, расстаются; Бегут без возврата и ввек не сольются. Там в блеске небес два

утеса стоят, Превыше всего, что земное: Кругом облака золотые кипят, Эфира семейство младое; Ведут хороводы в стране голубой; Там не был, не будет свидетель земной. Царица сидит высоко и светло На вечно незыблемом троне; Чудесной красой обвивает чело И блещет в алмазной короне; Напрасно там солнцу сиять и гореть: Ее золотит, но не может согреть. Март – начало апреля 1818

Песня

Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты? Кто разбудил воспоминанье И замолчавшие мечты? Шепнул душе привет бывалый; Душе блеснул знакомый взор; И зримо ей минуту стало Незримое с давнишних пор. О милый гость, святое Прежде, Зачем в мою теснишься грудь? Могу ль сказать: живи надежде? Скажу ль тому, что было: будь? Могу ль узреть во блеске новом Мечты увядшей красоту? Могу ль опять одеть покровом Знакомой жизни наготу? Зачем душа в тот край стремится, Где были дни, каких уж нет? Пустынный край не населится; Не узрит он минувших лет; Там есть один жилец безгласный, Свидетель милой старины; Там вместе с ним все дни прекрасны В единый гроб положены. Июль – ноябрь 1818

Мечта

Ах! если б мой милый был роза-цветок, Его унесла бы я в свой уголок; И там украшал бы мое он окно; И с ним я душой бы жила заодно. К нему бы в окно ветерок прилетал, И свежий мне запах на грудь навевал; И я б унывала, им сладко дыша, И с милым бы, тая, сливалась душа. Его бы и ранней и поздней порой Я, нежа, поила струей ключевой; Ко мне прилипая, живые листы Шептали б: «Я милый, а милая ты». Не села бы пчелка на милый мой цвет; Сказала б я: «Меду для пчелки здесь нет; Для пчелки-летуньи есть шелковый луг; Моим без раздела останься, мой друг». Сильфиды бы легкой слетелись толпой К нему любоваться его красотой; И мне бы шепнули, целуя листы: «Мы любим, что мило, мы любим, как ты». Тогда б встрепенулся мой милый цветок, С цветка сорвался бы румяный листок, К моей бы щеке распаленной пристал, И пурпурным жаром на ней заиграл. Родная б спросила: «Что, друг мой, с тобой? Ты вся разгорелась, как день молодой». — «Родная, родная, – сказала бы я, — Мне в душу свой запах льет роза моя». 1818

<В. А. Перовскому>

Товарищ! Вот тебе рука! Ты другу вовремя сказался; К любви душа была близка: Уже в ней пламень загорался, Животворитель бытия, И жизнь отцветшая моя Надеждой снова зацветала! Опять о счастье мне шептала Мечта, знакомец старины… Дорогой странник утомленный, Узрев с холма неотдаленный Предел родимой стороны, Трепещет, сердцем оживает, И жадным взором различает За горизонтом отчий кров, И слышит снова шум дубов, Которые давно шумели Над ним, игравшим в колыбели, В виду родительских гробов. Он небо узнает родное, Под коим счастье молодое Ему сказалося впервой! Прискорбно-радостным желаньем, Невыразимым упованьем, Невыразимою мечтой Живым утраченное мнится; Он снова гость минувших дней, И снова жизнь к нему теснится Всей милой прелестью своей… Таков был я одно мгновенье! Прелестно-быстрое виденье, Давно не посещавший друг, Меня внезапно навестило, Меня внезапно уманило На первобытный в жизни луг! Любовь мелькнула предо мною. С возобновленною душою Я к лире бросился моей, И под рукой нетерпеливой Бывалый звук раздался в ней! И мертвое мне стало живо, И снова на бездушный свет Я оглянулся как поэт!.. Но удались, мой посетитель! Не у меня тебе гостить! Не мне о жизни возвестить Тебе, святой благовеститель! Товарищ! мной ты не забыт! Любовь – друзей не раздружит. Сим несозревшим упованьем, Едва отведанным душой, Подорожу ль перед тобой? Сравню ль его с твоим страданьем? Я вижу, молодость твоя В прекрасном цвете умирает И страсть, убийца бытия, Тебя безмолвно убивает! Давно веселости уж нет! Где остроты приятной живость, С которой ты являлся в свет? Угрюмый спутник – молчаливость Повсюду следом за тобой. Ты молча радостных дичишься И, к жизни охладев, дружишься С одной убийственной тоской, Владельцем сердца одиноким. Мой друг! с участием глубоким Я часто на лице твоем Ловлю души твоей движенья! Болезнь любви без утешенья Изображается на нем. Сие смятение во взоре, Склоненном робко перед ней; Несвязность смутная речей В желанном сердцу разговоре; Перерывающийся глас; К тому, что окружает нас, Задумчивое невниманье; Присутствия очарованье, И неприсутствия тоска, И трепет, признак страсти тайной, Когда послышится случайно Любимый глас издалека, И это все, что сердцу ясно, А выраженью неподвластно, Сии приметы знаю я!.. Мой жребий дал на то мне право! Но то, в чем сладость бытия, Должно ли быть ему отравой? Нет, милый! ободрись! она Столь восхитительна недаром: Души глубокой чистым жаром Сия краса оживлена! Сей ясный взор – он не обманчив: Не прелестью ума одной, Он чувства прелестью приманчив! Под сей веселостью живой Задумчивое что-то скрыто, Уныло-сладостное слито С сей оживленной красотой; В ней что-то искреннее дышит, И в милом голосе ея Доверчиво душа твоя Какой-то звук знакомый слышит, Всему в нем лучшему родной, В нее участие лиющий И без усилия дающий Ей убежденье и покой. О, верь же, друг, душе прекрасной! Ужель природою напрасно Ей столько милого дано? Люби! любовь и жизнь – одно! Отдайся ей, забудь сомненье И жребий жизни соверши; Она поймет твое мученье, Она поймет язык души! 23 июля – 2 августа 1819