Пейзаж с убийцей
Шрифт:
— Я так понял, что у вас к свадьбе дело идет, — сказал мужчина. — Удивился, что Анна ничего не сказала.
— Анна — это кто?
— Мать Мишанина. Вы не знакомы?
— Еще нет…
— Что ж он тебя в пятый дом повел-то? Неужели купить уговаривал?
— Это я его себе купить хотела. А он, наоборот, отговаривал.
— И правильно. В этом доме человека убили. Шутка ли!
— Да, я слышала. Но ведь это десять лет назад было… Я не суеверная, призраков не боюсь. Кстати, Миша сказал, вы тогда участковым были?
— Да. Я первым на осмотр выезжал… Ты
— Говорят, друзья его? Пьяная драка?
— Ну, был он немного выпившим, но не сильно… Это не друзья — так, случайные приятели.
— Чего не поделили?
— Так и не выяснили. Мямлили всякую ерунду. Их где-то через пару месяцев взяли, в Новосибирске…
— Может, у него ценности какие-нибудь были?
— Да какие ценности! — Крестный сделал последнюю затяжку, выбросил окурок в сторону. Они стояли на автобусной остановке, глядя не друг на друга, а на проезжающие машины. — Не было ничего у Штейнера. Может, подворовывал, ко по мелочам. Правда, и ребята эти мелочевкой были…
— А как доказали, что это они?
— Нож возле тела валялся. Тесак такой огромный, мясницкий… На нем отпечатки. По ним и взяли.
— Они еще сидят?
— Да, еще сидят. У Ордынского вообще срок огромный… Видишь, как ты все хорошо у нас знаешь! — Он недобро полоснул по ней взглядом, снова отвел глаза в сторону.
— Миша рассказывал. Интересно же.
— Что ж тут интересного?
— Детектив!
— Да, это теперь модно, — согласился он. — Значит, ты из-за убийства насчет дома передумала?
— Нет. Из-за другого. — Два месяца назад, когда Елена впервые приехала в Корчаковку, когда кидалась к первому встречному с вопросами об утонувшем старике, разговор с этим бывшим участковым показался бы ей подарком. Но теперь не хотелось. Пооткровенничала с Михайловым, хватит. Ей снова стало страшно — и это был не абстрактный страх перед чем-то непонятным, который она испытывала еще вчера, нет, теперь ей казалось, что опасность тихо и холодно дышит в спину. — Я тут вашей Долгушиной не понравилась, — сказала она. — Она мне тоже, честно говоря. И вдруг я узнала, что эта противная старуха не только соседка, но еще и соседка с обеих сторон. Я решила, что это уж слишком.
— Да она больше волну гонит, — сказал крестный. — Настоящего вреда от нее нет. Но, конечно, не лучший вариант.
— Да вот ей и надо этот пятый дом купить. У их семейства целая улица получится.
— Откуда у нее деньги…
— А зачем она так странно купила дома? Через один?
— Ну, тот, в котором теперь ее сын живет, всегда их семье принадлежал, но тесновато было, давно она мечтала расшириться. Но не штейнеровский же ей покупать? На него у нас охотников не было. А с невесткой хотелось разъехаться. Вот она и выбрала этот — он году в девяносто третьем освободился. Близко, удобно, да и недорого.
— Сколько тогда дома стоили?
— Да я разве помню… Мало стоили,
— А правда, что ее муж вор?
— Не вор. Но не последний человек в воровском мире. Смотрящим он здесь был. Не знаешь, что это такое? Ну, и не надо тебе лишней информацией голову забивать… У нас тут каждый второй… Многие оседали на обратном пути с лагерей. Здесь ведь спокойно, хорошо, не то что в России… И от властей подальше. Так что этим здесь не удивишь.
— Он жив?
— Кто?
— Долгушин?
— Умер. Уже лет пять как… Она одна живет…
Елене хотелось задать главный вопрос, но она снова подумала, что надо быть осторожнее. Тут, как нарочно, из-за поворота вывернул автобус.
— Я завтра уезжаю, — сказала она крестному. — Но постараюсь в больницу успеть.
— Тебя к нему не пустят, — мужчина вздохнул. Он по-прежнему не смотрел на нее. Казалось, что он с завистью и тоской провожает проезжающие машины.
Зашипели, открываясь, двери. Елена поднялась в салон, глянула сквозь грязное стекло на бывшего участкового. «Может, надо было поговорить? — подумала она. — Даже имени не спросила… Миша его как-то называл… Дядя Витя, кажется?»
Она расположилась на заднем сиденье, вынула пластиковую папку, аккуратно расправила, открыла. В салоне было темновато — она поморщилась, вглядываясь в записи.
«Итак, первый листочек — это, видимо, напоминание о том, что мы должны с Михайловым встретиться. Правда, на субботу мы не договаривались — мы договаривались на пятницу. Но кто же знал, что я весь день проваляюсь в кровати? Я сама не знала! Предположим, он обнаружил что-то интересное именно в пятницу и тогда записал для себя: обязательно встретиться в субботу. А может, он должен был увидеться еще с кем-то?»
Елена отложила листок в сторону.
«Теперь запись о Нине Покровской. Это, видимо, телефон следователя, который ведет ее дело. Михайлов говорил, что это его приятель. Хорошо бы, если бы телефон оказался домашним. Завтра воскресенье, и завтра я улетаю. Правда, можно позвонить и из Москвы, но лучше встретиться лично…
А вот и оно: дело Штейнера! Оно никак не связано с рекой, но зато связано с тем днем, когда я видела убийство старика, и связано с придуманным мной именем — Антипов…» Елена внимательно пробежала первые строчки, написанные рукой Михайлова.
«Судмедэксперт считает, что смерть наступила не раньше пяти часов утра».
«Пяти?! — спросила она шепотом. — Я-то проезжала раньше!.. Впрочем, вряд ли экспертиза возможна с точностью до минут».
«Штейнер Катерина Оттовна…. показала…. приехала в Корчаковку на автобусе в шесть ноль пять. Дошла до дома за семь-десять минут. Обнаружила, что дверь открыта, зашла, увидела тело Штейнера В.Н., выбежала на улицу, вызвала милицию. Вызов был получен… оперативная группа следственного отдела уголовного розыска Новосибирского УВД… Приехали в шесть сорок пять… Вызван участковый Волин», — она пробежала следующие строчки. Что-то показалось ей странным, она вернулась назад, но автобус тряхнуло и ощущение исчезло.