Пейзаж в изумрудных тонах
Шрифт:
Серия «Детектив под абажуром.
Уютные детективы Майи Яворской
Глава 1
Не
– Привет, Зюзя! – весело подмигнул Кирилл.
Он стоял, уперев руки в боки и чуть склонив голову к плечу. Судя по плутоватой улыбке, брат пребывал в превосходном расположении духа.
Природа проявила по отношению к молодому человеку удивительную щедрость. В первую очередь внимания заслуживала атлетическая фигура. Такую другим приходилось добывать годами в спортзале, ему же досталась даром. Но это было не главное достоинство его внешности. Туда же следовало добавить слегка вздернутые уголки губ, которые многих вводили в заблуждение. Неважно, был ли Кирилл настроен серьезно или даже огорчен, – казалось, все он воспринимает с легкой иронией. Ну и последний штрих к портрету – лукавые искорки в глазах. В общем, для слабого пола сочетание получилось совершенно убойное.
– Перестань называть меня Зюзей, – нахмурилась Кира, – иначе буду называть тебя Фофой.
– А я и не против. Я люблю Тургенева. Кстати, тебе на заметку, у него был не Зюзя, а Зёзя. Так что логичнее было бы называть меня Фюфой.
– Книголюб! Мне вот интересно, почему ты у него позаимствовал для меня именно это прозвище? Приличнее ничего придумать не смог?
– Потому что тебе оно очень подходит. Но если тебе не нравится, то хорошо, Кир-р-ра, – шутник пожал плечами, сделав ударение на «р» так, что ее аж передернуло.
Произведенный эффект гостю очень понравился, и его улыбка стала шире. Он вообще любил всем давать прозвища. Среди его знакомых были Арчибальдовна из Перловки, Лептоспирозная Белка, Марчиба, Бельевая Пуговица, Ювираст, Хромая Канарейка и множество других ярких персонажей. По его мнению, такой подход упрощал коммуникацию – если требовалось рассказать о ком-то, то необходимость делать отсылки к истории в стиле «Лена, которая замужем за Андреем, с которым я учился до второго курса, а потом как-то встретил на выставке…» отпадала сама собой. Прозвище не только не позволяло запутаться среди бесконечных знакомых с однотипными именами, оно несло и дополнительную функцию – давало краткое и емкое представление о личности.
– Нет уж, тогда пусть лучше будет Зюзя, раз благозвучней для меня ничего не нашлось, – вяло покорилась сестра, махнув рукой. – Почему ты никогда не предупреждаешь, когда собираешься прийти?
– Это же элементарно, коллега, – ответил брат тоном профессора, который собирается сделать доклад на ученом совете, и даже провел пальцем по переносице, как будто поправил несуществующие очки. – Если ты куда-то уходишь вечером, то просишь меня погулять с собакой. Если не просишь, значит, ты дома.
– Но у меня же может быть личная жизнь? – возмутилась Самойлова.
Назвать ее красавицей было бы слишком смело. Таковой она не являлась по определению, но порода в девушке определенно чувствовалась: длинные руки и ноги, высокий
Хотя она и не производила такого яркого впечатления, как брат, в целом все в ней было органично. Лишь упрямый рот давал понять молодым людям, что на легкий флирт и ни к чему не обязывающие отношения рассчитывать не стоит. И это было правдой: романы от скуки Самойлова не признавала, оттого и не могла похвастаться бурной личной жизнью. Когда кто-нибудь из подруг начинал подкалывать ее, называя синим чулком, она всегда отвечала цитатой: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало [1] ». Такой сентенции приятельницы до конца не понимали, но предусмотрительно обижались.
1
Две строки из четверостишия Омара Хайяма.
Небурная личная жизнь тем не менее иногда сопровождалась довольно страстными романами. Правда, продолжительностью они не отличались. Причины были разными, инициаторы разрыва тоже. Но тенденция все же просматривалась: как правило, через несколько месяцев Кира понимала, что на одной страсти далеко уехать невозможно. Страсть – стимул к сближению самый мощный, но самый кратковременный. Надо еще о чем-то говорить. А темы для бесед, выходящие за рамки еды, тряпок, кино и стримов, находились исключительно редко. Попытки расширить кругозор и рамки восприятия окружающей действительности избранника встречали непонимание и довольно активное сопротивление. По неведомой причине предложение поговорить на абстрактные и философские темы воспринимались так негативно, как если бы Самойлова предложила заняться торговлей органами или оружием. Единственные в окружении, кто приветствовал и поддерживал такой формат общения, были только брат и приятель.
– Какая еще личная жизнь? Кузьмич, что ли? Эта помесь обожателя и предмета мебели?
– Ой, хорошо, что он еще не пришел. Услышал бы – расстроился. И вообще, не обижай его. Он хороший, добрый, а главное, очень умный. А я это в мужчинах ценю больше всего.
– Ах, ну да! Самая сексуальная часть мужчины – мозг…
– Именно!
– Это тема для дискуссии. Но не сейчас. И вообще, я не собирался его обижать. Мне просто любопытен его статус.
Сделав паузу, Кирилл удивленно добавил:
– Почему, когда говорю правду, люди думают, что я хочу кого-то обидеть?
– Может быть, все дело в интонации?
Кузьмичом звали старого приятеля и поклонника Киры, с которым она познакомилась больше года назад. В какой момент и по какой причине он стал Кузьмичом, никто сказать бы не смог, но прозвище приклеилось намертво. Кажется, его настоящее имя помнили лишь родители. Но это не точно.
Однажды став воздыхателем, молодой человек за все время так и не продвинулся в ухаживаниях ни на шаг. Кажется, Кузьмич нашел свое положение вполне комфортным и ничего менять не планировал. Самойлова же в первое время ожидала объяснения, но потом как-то привыкла к этим странным отношениям. Не сказать, чтобы они ее полностью устраивали, но менять что-то не позволяло воспитание.