Пейзаж в изумрудных тонах

Яворская Майя

Первая же попытка серьезно выяснить отношения превратилась в разбор полетов. В качестве пилота выступала Ксения. Оказалось, что муж не хочет находиться дома, потому что она… Дальше шел длинный список претензий, удовлетворить который мог бы только гарем из десяти жен. Неожиданно выяснилось, что счастливая совместная жизнь с ним возможна только при условии полного повиновения, отказа от личных интересов в пользу готовки, уборки, стирки, глажки и так далее. Готовке отводилась отдельная глава: как, когда, с каким выражением лица следовало подавать блюда, которых должно быть не менее четырех-пяти для каждой трапезы. Требования звучали настолько фантастически, что Ксения поначалу приняла все за какой-то гротеск и просто улыбалась в ответ, рассчитывая услышать после этого что-то более адекватное. Но Самойлов, покончив с райдером, перешел на личности. Оказалось, что

супруга потеряла всякую женскую привлекательность – растолстела, потеряла форму, превратилась в «бабу». Он это подытожил краткой фразой: «Третий сорт – не брак».

К сожалению, по этой части Валерий не погрешил против истины: сначала беременность, а затем кормление грудью явно не пошли на пользу внешности. Это была правда, но очень обидная. Тем более что все было ради его ребенка. В этот момент Ксения почувствовала, что у нее начали резаться клыки. Пока молочные. Но развивать тему не стала, подавив бурю эмоций и мысленно согласившись на эксперимент. В первую очередь она занялась собой – как только лактация закончилась, села на диету. Деньгами муж не баловал, так что об абонементе в фитнес-клуб и уж тем более о личном тренере можно было и не мечтать. Но и дорожка в соседнем парке вполне годилась в качестве физической нагрузки. Когда-то за эффектную внешность одногруппники в институте дали ей прозвище Red Star – по названию известного в то время модельного агентства. Через некоторое время работа над собой принесла желаемые плоды – этот титул молодая мама себе не только вернула, но и упрочила: пропала юношеская угловатость, появились приятные округлости в нужных местах, но без удручающих бонусов в виде отложений жировых запасов в проблемных для всех женщин зонах.

Но останавливаться на достигнутом Ксения не собиралась, вопрос был в чистоте эксперимента. Дальше последовали кулинарные курсы со всеми их нюансами и хитростями. В качестве шеф-поваров выступили две соседки – украинка и грузинка, так что с борщами, пампушками, сациви и хинкали проблем больше не было. С уборкой было еще проще: чтобы виртуозно орудовать пылесосом и шваброй, личный коучер не требовался. В целом через год супруга теоретически и практически была подкована в разделе домоводства не хуже, чем прислуга в Букингемском дворце. В сочетании с фотомодельной внешностью получалось оружие, против которого, по идее, не смог бы устоять ни один мужчина. Проблема была только с гардеробом: на выделяемые мужем средства едва удавалось выкроить что-то на ребенка, ни о каких нарядах и речи не шло. Приходилось донашивать то, что было куплено еще родителями до свадьбы. Как-то Ксения опрометчиво заметила, что Валерий покупает себе одежду исключительно в галерее «Актер», а ей приходится шить и вязать вещи самой, чтобы хоть как-то приодеться. На что тот веско заметил: «Ну ты сравнила – кто ты и кто я». Вопрос гардероба был закрыт раз и навсегда.

Несмотря на все метаморфозы, Валерий оказался морально и психологически устойчив к чарам избранницы – в его жизни ровным счетом ничего не поменялось. Разве что отлучки из дома становились все продолжительнее, а отношения с супругой все более формальными. У семейного очага тот появлялся исключительно редко и преимущественно в ночное время, за что получил прозвище Багдадский вор. За глаза, конечно. Цель визитов осталась неясна. Вопросов муж не задавал, ел, мылся, спал и опять уходил в закат на неопределенное время. Правда, иногда у него случались припадки щедрости. Появившись неожиданно, он вдруг начинал клясться в вечной любви и делать роскошные подарки в виде шубы из куницы или кольца с изумрудами и бриллиантами. Принимать их было противно, но отказываться глупо, и Ксения брала. Подношения он всегда сопровождал присказкой: «Все это ты могла бы иметь постоянно, если бы научилась себя вести». Как именно себя требовалось вести, не уточнялось.

Минул год, закончился академический отпуск, и пора было возвращаться в институт. Валерий как-то в самом начале беременности намекал, что делать этого не следует, поскольку теперь у жены будет ребенок и образованность ей ни к чему. И вообще, зачем ей диплом, если есть муж? Окутанная еще в ту пору любовными бреднями, Ксения спорить не стала. Но туман за прошедшее время рассеялся, и стало понятно, что без образования будущность ее выглядит мрачно и грозит длительной депрессией. Родители ее страшно удивились, что денег на няню у дочери нет. Ведь зять все время только и рассказывал, что единственный смысл его существования – это их дочь с долгожданным наследником в придачу. Но поверили и взяли расходы на себя.

Прознав

о планах супруги, Самойлов пришел в ярость. Чтобы его позиция по данному вопросу стала яснее, он воспользовался руками. Отвесив несколько звонких оплеух, Валерий решил, что тема закрыта раз и навсегда. Но эффект получился обратный: молочные клыки у Ксении выпали, и на их месте тут же выросли коренные, как у матерого волка. В одно мгновение девочка из хорошей семьи превратилась в бойца. Как только голова под ударами перестала безвольно болтаться из стороны в сторону, жена поймала объект в прицел и нанесла несколько точных ударов в корпус подручными предметами. В результате пострадали зонт, ваза с сухоцветами, большая деревянная шкатулка и самолюбие супруга. Бонусом было выдано обещание предать земле останки, если тому еще раз вздумается поднять на нее руку.

Бежав с позором с поля битвы, Валерий вернулся на следующий день с букетом. На тот случай, если такой веский аргумент примирения не подействует, он прихватил с собой маму, которой отводилась роль кавалерии. Та, как положено, заходила с фланга, правда, не очень понимая стратегию маневра, пока сын стоял на коленях и вымаливал прощение. Формально извинения были приняты, но парадигма уже сменилась – для Ксении этот человек перестал существовать раз и навсегда. Он все так же эпизодически появлялся дома и говорил разные слова, но в смысл сказанного уже никто не вслушивался. Тем более что Самойлов отличался не только фантастической полигам-ностью, но и поразительной лживостью. Истоки последнего феномена были не ясны, впрочем, как и цель. Обычно люди врут, чтобы получить какую-то выгоду. Но в данном случае это правило не работало. Заявление Валерия о том, что он строил Крымский мост, соединяющий Зубовский бульвар с Крымским Валом, встречало дружный смех в любой компании, если там преобладали москвичи. Контраргумент, что тот появился в далеком тридцать восьмом году, молодого человека не смущал. Даже легкого румянца на щеках из-за неловкости не наблюдалось. Ксения иногда думала, что в данном случае срабатывал принцип «вранье ради вранья», по аналогии с «искусством ради искусства». Но копаться в этом не хотелось, поскольку было просто противно и стыдно. Она лишь с усмешкой комментировала бурные фантазии Валерия каламбуром от Чехова: «…Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь…».

Поставив перед собой цель, мама Кирилла двинулась к ней с решимостью бульдозера. Когда не хватало напора и усидчивости, в ход шли клыки, выросшие за пару лет «счастливой» семейной жизни. Забег длиной в восемь лет закончился красным дипломом и прилично оплачиваемой работой. Последняя сулила радужные перспективы в виде личного кабинета, кучи подчиненных и дохода, который уже позволял подумать об улучшении жилищных условий. Поэтому известие о том, что супруг планирует прекратить формальные отношения, было принято в лучших традициях буддизма. Единственное, что вызвало хоть какую-то эмоцию, это фраза Валерия, сказанная на ступеньках перед входом в суд: «Я проиграл». Выяснять, в чем заключалась игра, желания не было. Впрочем, как и смысла. Единственное, что испытала в тот момент экс-супруга, это облегчение.

Самойлов, обретя законную свободу, тут же променял ее на следующий брак. На этот раз жертвой его чар пала девица десятью годами младше, наивная и охочая до столичной жизни, поскольку происходила родом из многодетной семьи откуда-то из глубинки. Валерий к тому времени не только набил руку в охмурении доверчивых простушек, но и обзавелся приличным капиталом, который позволял раскинуть павлиний хвост во всю его ширину. В принципе, в инструментах обольщения ничего не менялось, разве что масштаб увеличился. Радужным опереньем он накрыл не только свою избранницу, но и всю ее многочисленную родню. Ирина просто млела только при одном упоминании его имени и рисовала в воображении сказочные замки на Рублевке, куда она переселится с родственниками всем табором в сопровождении кур, свиней и коз. Мама с папой тоже не страдали от недостатка воображения и каждый раз при общении с дочерью заканчивали разговор присказкой: «Только не упусти».

По сравнению со второй свадьбой первая была просто посиделками старух у кладбищенской ограды. На этот раз Валерий решил отметить событие с размахом народных гуляний, разве что без разжигания костров и игры на балалайке. Благо недостатка в массовке не наблюдалось – родственников у молодой жены хватило бы заселить многоэтажку. Самойлов весь день светился от счастья и гордости, как начищенный пятак, и ни на секунду не выпускал руку любимой из своей. А на следующий укатил с супругой на две недели на Лазурный берег.