Пигмалион
Шрифт:
В отражении стояла молодая девушка с утончённым, почти интеллигентным лицом. Высокие скулы, прямой нос, нежно очерченные, припухшие губы и холодный, чуть отстранённый взгляд ярко-голубых глаз создавали образ, который мог бы принадлежать студентки университетской аудитории или консерваторскому залу. Но эта картина не была полной. Её стройное тело, словно созданное для глянцевой обложки мужского журнала, контрастировало с аристократической утончённостью лица. Длинные ноги, тонкая талия, чувственные линии бёдер и груди притягивали взгляд так же, как и её холодная красота лица. Это противоречивое сочетание интеллекта и чувственной физической притягательности вводило в замешательство.
Жюли чуть наклонила голову, разглядывая своё отражение с критичной сосредоточенностью,
Эта игра больше не была для неё просто необходимостью. Она стала её оружием, её инструментом контроля, и это осознание вызвало волнующий, почти зловещий трепет.
Жюли скользнула в горячую воду, чувствуя, как тело расслабляется, а мысли остаются острыми. Запах жасмина, доносящийся из приоткрытого окна, смешивался с ароматом пены, словно убаюкивая ее. Жюли откинулась назад, наслаждаясь каждой минутой покоя, позволяя воде унести с собой напряжение последних дней.
– Все под контролем, – мысленно успокоила она себя. Но в глубине души знала: в этой игре никто и ни от чего не застрахован.
Неожиданным порывом ветра колыхнуло штору, и Жюли явно послышался голос брата Иоанна: – Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать [4] .
– Бред какой-то, – подумала она, – точно, заскучала без меня психушка.
4
Евангелия от Луки, глава 17, стих 10.
Глава 1. Detestande feritatis – ненавидящая жестокость
Шел 1297 год. На закате, под золотистыми лучами угасающего дня, папа Бонифаций VIII, в миру – Бенедетто Каэтани, и его спутник, магистр Доминиканского ордена Никколо Боккасини из Тревизо, медленно прогуливались по саду рядом с папским дворцом в Ананьи [5] .
От доверенных лиц из окружения магистра понтифик знал, что истинная цель приезда доминиканца – получить эликсир бессмертия для короля Франции Филиппа IV.
5
Папский дворец в Ананьи – резиденция римских пап в городе Ананьи (Италия), использовавшаяся в Средние века; известен как место пленения папы Бонифация VIII в 1303 году.
То, что король решил действовать через Боккасини, не вызывало особых вопросов: отношения Ватикана с французским двором в последнее время оставляли желать лучшего. Но то, что Никколо решил провернуть это дело за спиной папы, навевало печальные мысли. Понтифик понимал: плата за такую услугу может быть лишь одна – папская тиара. Иначе магистр не стал бы рисковать. Оставалось только поучаствовать в спектакле, который Боккасини собирался разыграть.
Папа с иронией поглядывал на своего спутника, который с непривычной для него эмоциональностью разворачивал перед ним драматическую историю.
– Так случилось, Ваше Святейшество, – начал магистр голосом, полным почтительного трепета, оглядываясь вокруг, – что на корабле, плывущем из Кипра в Венецию, находились двое наших братьев – доминиканцев. Им довелось исповедовать умирающего тевтонского рыцаря, который стремился получить у вас аудиенцию. При нем было рекомендательное письмо от магистра тамплиеров Жака де Моле [6] .
Папа
6
Жак де Моле – последний магистр ордена тамплиеров (1292–1314), казнён во Франции по обвинению в ереси; его смерть знаменовала конец ордена.
Не найдя ответа на свои вопросы, папа прервал размышления, вернул письмо Боккасини и спросил:
– И что же хотел этот рыцарь?
– Этот рыцарь, – ответил магистр, перекрестившись, – погрузил на корабль две бочки с останками своих товарищей. Они хотели быть похороненными на тевтонском кладбище в Ватикане. Да будет милосерден Господь к их душам.
Разговор плавно перешел к деталям мрачного путешествия рыцаря. Магистр рассказал папе, что в 1291 году, после падения Акры, тевтонцы, тяжело раненные, попали в плен к мамлюкам [7] .
7
Мамлюки – военная кастовая элита из рабов-воинов, набранных из не мусульман, которые стали правителями Египта и Сирии, образовав Мамлюкский султанат (1250–1517).
По воле Божьей им удалось бежать, и после долгих скитаний они достигли Кипра, где нашли убежище у тамплиеров. Но без всякой надежды на исцеление двое из них один за другим скончались.
Выживший рыцарь расчленил тела своих погибших товарищей: головы и сердца законсервировал в винных бочках, засыпав солью, а тела долго варил в вине, пока плоть не отделилась от костей. Обнаженные кости он высушил на солнце, затем сложил их в мешки из овечьих шкур и поместил вместе с остальными останками в эти же бочки.
Понтифик казался равнодушным к словам магистра. Его лицо оставалось непроницаемым, но как только рассказ завершился, он приподнял бровь и с легким оттенком сарказма спросил:
– Зачем так много деталей и художественных образов, Никколо? Ты стал по ночам писать книги? Если хочешь меня впечатлить, то я не настолько сентиментален. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я повторил старые истины о том, что тела чад Божьих – это храмы Духа Святого и мы обязаны относиться к ним с уважением в надежде на их воскрешение? Но кто с этим спорит? Разве это не вы, доминиканцы, своим молчанием одобряете подобные дела? По слухам, и ваши, и францисканские монахи извлекают выгоду из того, что богатым внушают делить тела умерших на части и хоронить их в разных местах. Чем больше молебнов и захоронений – тем больше пожертвований. О вас уже говорят, что вы, словно голодные псы, ждете, чтобы разорвать труп на части.
Магистр едва заметно вздрогнул, но сохранил смиренный тон:
– Печально слышать такие обвинения, Ваше Святейшество, но без вашего вмешательства это не прекратится.
– Тогда скажи мне, Никколо, – голос понтифика стал спокойным, но в нем звучала скрытая угроза, – зачем это нужно Престолу именно сейчас? Поверье, что кости рыцарей надо хранить для их воскрешения в Судный день, тянется еще с эпохи крестовых походов. Забыл пророчество Иезекииля?! – Папа символично поднял руку с указательным пальцем и торжественно произнес: