PiHKAL
Шрифт:
Бородин-роуд — улица короткая, самое большее — полминуты езды на машине. Поэтому очень скоро я достигла выезда на шоссе. Тщательно проверив свое состояние, я пришла к выводу, что смогу добраться до Беркли только в том случае, если буду осознавать все, что делаю я сама, и как едут другие машины. Я отправила мысленную телеграмму тому, кто мог сойти за моего ангела-хранителя, попросив его оберегать меня, и влилась в поток машин.
Оказавшись на шоссе, я сосредоточилась на мысли о том, что, как я знала, было абсолютно необходимым условием выживания, — веди аккуратно и на все обращай внимание. Идеи и концепции продолжали возникать у меня в голове, но теперь беззвучно, как музыка
Без всякого удивления я заметила, что, похоже, могу уловить общее психическое состояние любого водителя, проезжавшего рядом со мной. Я чувствовала короткие вспышки чужих эмоций, сменявших друг друга, — нетерпение, смирение, раздражение, а в одном случае почти сумасшедшее счастье.
Мне вдруг пришло в голову, что, возможно, и я довольно сильно транслирую вовне свое психическое состояние. Было бы неплохо попрактиковаться в «отключении». Знать бы только, как это делается. Спустя какое-то время я поняла, что проблем у меня не было: все остальные водители были заняты собственными мыслями, так что никто не бросал в мою сторону обеспокоенных или любопытных взглядов. Я стала чувствовать себя не так тревожно. Наконец, я поняла, что, если перестану намеренно улавливать эмоции других людей и вместо этого сосредоточусь на самой себе, на своей машине и лежащей впереди дороге, то сведу риск — реальный и воображаемый — к минимуму.
Лишь один раз я ощутила страх. Когда я ехала по наклонному съезду с автомагистрали, в зеркало заднего вида я увидела на левой полосе мужчину, который вел тяжелую серебристую американскую машину. Он мчался на большой скорости. У него было поразительное выражение лица, отражавшее смесь крайнего возбуждения и злорадства. Он улыбался самому себе. Когда его машина поравнялась с моей, я поймала психический импульс сидевшего за рулем мужчины, — сильный и хищный, он был похож на акулу. Я мельком взглянула на его профиль и отвернулась.
Пусть стены твоего замка будут неприступными, а мост через ров поднят. Не вступай в психический контакт. Этот человек опасен. Снизь скорость и позволь ему обогнать тебя.
Когда он наконец-то исчез из вида, я осознала, что даже дыхание задержала. Я медленно выдохнула.
О Боже! Что ЭТО был за человек?
Мне потребовалось время, чтобы окончательно стряхнуть прилипший ко мне след тьмы, который оставила после себя серебристая машина.
Через двадцать минут я уже стучалась в дверь небольшого дома Адама. Он знаком предложил мне войти, а потом заключил меня в свои объятия, которыми он славился в нашем дружеском кругу. Несомненно, эта слава была заслуженной, потому что его объятия всегда дарили энергию, силу и говорили о глубоком принятии другого человека. Я часто повторяла Адаму, что у него были самые притягательные объятия во всей Северной Америке; человеку, которого он обнимал, требовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы разомкнуть его руки. Обычно на эти мои слова Адам смеялся и нежно похлопывал меня по щеке. Однажды он сказал: «Ну, я считаю хорошие объятия одной из немногих оставшихся у меня чувственных привилегий!»
Я знала, что в действительности Адам использовал объятия с той же целью, с какой использовала их я сама. Крепкие объятия нужны были не только для того, чтобы поприветствовать друга, но и установить связь с сокровенной его частью, почувствовать его эмоциональное и духовное состояние. Эта информация шла не через руки; она передавалась от одного солнечного сплетения к другому. Крепкие дружеские объятия — это единственный приемлемый с социальной точки зрения способ приблизиться к телу человека, который не является твоим любовником.
Я села на старый
Я начала свой рассказ.
Пока я очерчивала основные моменты последних нескольких дней, слезы снова хлынули у меня из глаз. Я извинилась перед Адамом и объяснила, что я рыдаю все время, и попросила не обращать на это внимание. «Хорошо, не буду», — пообещал он.
Один раз он прервал меня, чтобы сказать следующее: «Видишь ли, без толку пытаться понять смысл того, что ты сейчас переживаешь, поскольку все выводы, к которым ты приходишь, возможно, будут ошибочными. Перестань тратить время на теории. Просто описывай».
— Ладно, — сказала я, чувствуя замешательство, потому что я не совсем понимала, как смогу удержать себя от попыток что-то объяснить, понять и придать всем происходящему какую-то форму. Потом до меня дошло; Адам не хотел, чтобы я использовала свой интеллект для контроля всего этого беспорядка и, таким образом, рисковала подавить эмоции, которые было нужно пережить и от которых нужно было освободиться.
Адам сидел напротив меня, смотрел и слушал.
— Многое из того, что происходит, например, тот сон наяву — действительно экстраординарные вещи, — заключила я. — Если бы я испытала эти переживания во время эксперимента с галлюциногеном, я пришла бы в восторг и была бы благодарна, понимаешь? Но слишком много печальных и болезненных сторон бытия проносятся сквозь мое сознание, и хуже всего то, что временами мне кажется, что все это бессмысленно. Может быть, я просто настроена на это ощущение бессмысленности, от которого большинство людей страдают хотя бы раз в жизни, а также на отчаяние, приходящее вместе с отсутствием смысла Это хуже всего.
Адам кивнул.
— А для меня вообще нет никакого смысла переживать это, потому что, если я в чем-то и уверена, Адам, то это в том, чему меня научили галлюциногены, — в том, что все, даже самая последняя вещь во вселенной, в высшей степени обладает смыслом!
Я поделилась своим беспокойством за Шуру: «Он всегда помогает мне, дает мне любовь, поддержку и уверенность, но я волнуюсь, как бы он не вовлекся во все это, переживая за меня…»
— Ты не можешь это изменить, — сказал Адам твердо. — Невозможно любить и время от времени не разделять горе того человека, которого любишь; ты должна перестать пытаться защитить всех остальных. Любящие тебя люди будут пытаться помочь тебе, и они будут переживать за тебя так же, как переживала бы и ты, будь на их месте. И ты не хочешь, чтобы было по-другому, ты знаешь! Но ты можешь напомнить Шуре о том, что поможет ему удержаться в своих границах. Просто повтори ему то, что уже сказала мне, — где-то в глубине души я знаю, что все будет в порядке.
— Да, я уже говорила ему об этом. Думаю, что иногда могу повторять эти слова, чтобы напоминать ему.
— Хорошо.
— Адам, почему подобный процесс непременно должен быть таким тяжелым? Мне все время почему-то больно.
— Я не знаю, почему ты страдаешь, но я знаю, что это действительно так, — ответил Адам.
— Мне нужна помощь. Я просто не знаю, что делать со всем этим, куда идти. Что вообще от меня требуется делать!
— Я уже говорил тебе по телефону, — сказал Адам. — Это процесс, и единственное, что ты можешь делать, — пустить дело на самотек, то есть не пытаться управлять им или давать объяснения. Просто позволь ему быть и извлеки из него столько уроков, сколько сможешь.