Пике в бессмертие
Шрифт:
Я замялся.
— Твой бой с «Мессером», как ты его гонял, как сбил, зафиксировали истребители, с земли — артиллеристы. Они и летчика-немца, взяли. Тут же нам в штаб донесли.
Я стал рассказывать. Говорил путано, сбивчиво, — волновался. Оба газетчика записывали, задавали вопросы.
Рассказывал и о себе, о семье, о своих восьми боевых.
— А немец-то, ас, — перебил меня комдив, — когда ему сказали, что сбит новичком, — в полку Митрофанова, считай, все новички, мальчишки, — заметил он, — даже просил показать того аса. Так и не дождался, в штаб армии его отправили. Так что ты, Бегельдинов, не обижайся за то, что не
Каманин поднялся из-за стола. Я вытянулся по стойке смирно.
— За отличное ведение боя с вражеским истребителем, за то, что своими смелыми действиями в воздухе, умелое использование огневой мощи самолета, за то, что открыл новый этап в истории штурмовой авиации, представляю старшего сержанта авиации Талгата Бегельдинова к награждению орденом Отечественной войны второй степени, — торжественно проговорил он.
— Служу Советскому Союзу!! — выкрикнул я.
В заключение Каманин наполнил стаканы водкой, предложил тост за мой успешный бой, за победу над врагом.
На следующий день дивизионная, армейская и даже местная гражданская газеты вышли с крупными заголовками: «Советский штурмовик «ИЛ-2» побеждает!» «Бой штурмовика-бомбардировщика с вражеским истребителем».
Один экземпляр газеты со статьей обо мне я послал отцу, другой — своей Айнагуль.
В полку о моей победе над немцем уже знали все. Митрофанов, Пошевальников сердились, встретили недовольные.
— Чего же ты так-то, сынок? — укорял командир полка. — «Мессера» гробанул и ни слова?! — Недоуменно смотрел на меня.
Что сказать, чем оправдаться, я не знал, врать не умел. Молчал, жался.
— Ну и ладно, — махнул рукой комэск. — Сбил и хорошо. И так держать!
— Следующего собью, немедленно доложу, — выпалил я.
Все засмеялись, поздравляли, чествовали первую победу. И, как обычно, желали — не последнюю.
За этот подвиг, совершенный мною, молодым летчиком, на счету которого не было и десятка боевых вылетов, мне была вручена первая правительственная награда — орден Отечественной войны II степени.
Теперь никто в полку не считал больше Толю новичком. Я получил признание как вполне оформившийся воздушный боец. И Сергей Чепелюк, с которым вместе пришел на фронт и который тоже успел выйти из разряда новичков, как-то сказал полушутя:
— Ты никак вырос, Толя? Совсем большой стал.
— А ты как думал, — принял шутку я. — Какая бы мне была цена, если бы не вырос здесь. Фронтовым духом дышим, Серега, оттого и растем.
Не наделила природа меня богатырским сложением. Но как летчик штурмовой авиации я рос на удивление быстро. Потому что старался, как обещал после первого боевого дня командиру полка. И каждый вылет прибавлял мне опыта. Воюя, я продолжал учиться. Хорошей школой стали для меня бои под Демьянском, южнее древнего озера Ильмень, где советские войска завершили разгром стотысячной вражеской группировки врага. «Пистолетом, нацеленным в сердце России» называли свою демьянскую группировку немцы, не оставлявшие надежды на новое наступление на Москву. Напрасная надежда!
... Начались затяжные осенние дожди. Намокшие сосновые леса радовали глаз густой зеленью, что выделялась на фоне пасмурного неба. Вода быстро впитывалась в песчаную почву, и летные поля, к счастью, не раскисали, позволяя самолетам
В дни передислокации на Калининский фронт погода также была хмурой, с невысокой облачностью. Правда, метеорологи успокаивали: ожидалось улучшение.
Эскадрильи одна за другой взлетали с небольшим интервалом и брали курс на северо-запад. Шли под невысокой сплошной облачностью. В районе Калинина действительно распогодилось. Мы сели без спешки и неприятностей.
Первые дни пребывания штурмовиков на новых, еще не обжитых аэродромах прошли непримечательно. Но с подготовкой следовало спешить; ухудшалась погода, похолодало, изредка шел снег. Полки включились в боевые действия. Предстояло нанести удары по прифронтовым объектам в районе Ржева и Великих Лук. На Великолукском и Ржевско-Вяземском направлениях наземные войска осуществляли наступательные операции, чтобы сковать противника.
«Пике в бессмертие»
«Десятый боевой» — так можно было бы назвать этот эпизод. Он действительно, всего лишь десятым значился в моей личной летной книжке. О нем свидетельствовали скупые записи командира эскадрильи: «Дата — 1943, II/18, тип самолета — «ИЛ-2», продолжительность полета 1 час 24 мин. Днем» — вот и все. Судя по этим лаконичным сведениям для боевого летчика-штурмовика день был обычным, будничным. Утром получили задание, вылетели, что-то там поковыряли снарядами из пушек, бомбами и благополучно возвратились на аэродром. Но это как бы с точки зрения боевого опытного летчика-штурмовика. А для меня?! Кто был я, в своем полку, в эскадрильи, командовал которой непревзойденный мастер пилотажа, штурмовок и воздушного боя Степан Демьянович Пошевальников... Я новичок, которому только-только доверили боевую машину, считай, еще по-настоящему, по-боевому, не облетанный, врагом не обстрелянный салага. Во всяком случае, именно так оценивал себя я, в окружении летчиков, хотя по возрасту они, без малого все, были моими одногодками — от восемнадцати до двадцати. И воинские звания почти у всех — от сержанта до старшины, не выше. Сам наш командир эскадрильи носил старшинские погоны. В составе эскадрильи были и офицеры, но их единицы.
«Старики» — опытные кадровые летчики — были фактически полностью уничтожены фашистами в первых внезапных варварских налетах на наши аэродромы, в воздушных боях с ними же на оставшихся в воздушных армиях устаревших, никак не отвечавших современным требованиям машинах, которые немцы легко сбивали в первых схватках. Однако все это никак не мешало мне гордиться, просто кичиться, своим высоким и, по-моему, не менее почетным, просто гордым званием летчика-штурмовика, летающего на тогда еще новом, но уже прославленном в боях, наводившем страх на врага, штурмовике «ИЛ-2».
Именно об этом, каждый раз садясь в кабину теперь уже официально закрепленного за мной самолета, думал я, представляя себе предстоящие, ждущие меня яростные схватки с врагом в воздушных боях, мастерских штурмовках вражеских укреплений, танковых колонн — в общем, о героических победах.
Такими мыслями была занята моя голова в тот момент, когда в просторный наш блиндаж ворвался посыльный. (Как я уже выяснил, они, посыльные, тут не входили, именно врывались с чем-то срочным, экстренным). Он выдернул откуда-то исписанный листок и, утвердившись в центре блиндажа, стал вычитывать фамилии летчиков нашей, второй, эскадрильи.