Пике в бессмертие
Шрифт:
До начала занятий оставалось еще немало времени, и я поехал во Фрунзе. До сих пор бережно храню в памяти теплоту моей встречи с отцом, матерью, с друзьями и знакомыми.
В эти же дни в моей жизни и произошло очень большое событие.
Дело в том, что еще в школьные годы была во Фрунзе девушка, с которой мы были хорошими друзьями.
В последнее время, на фронте когда выдавались свободные минуты, я писал Сание, рассказывал о боях, о своих фронтовых друзьях. В ответ приходили письма. Вначале короткие, застенчивые. Потом Сания стала заполнять свои весточки словами: «Дорогой Талгат...». Нужно ли говорить о том, что во Фрунзе мы встретились и не могли наговориться. Лишь на рассвете закончилось наше первое
Штурмовики — народ решительный, не привычный долго рассуждать над тем, что совершенно ясно. Я сделал предложение, и она согласилась стать моей женой. Несколько дней родные и друзья отмечали нашу свадьбу.
С тех пор прошло много лет. Военная служба бросала меня из одного конца страны в другой и все время рядом со мной была Сания. Рядом наши дети...
К сожалению, дома погостить пришлось недолго. Начались занятия. Вместе со мной сели за столы Иван Кожедуб, Сергей Луганский и многие другие летчики, решившие получить высшее образование. Здесь, в стенах академии, мы совершенно другими глазами посмотрели на операции, в которых совсем недавно принимали непосредственное участие.
После года учебы, когда я готовился ехать в отпуск, из Акмолинска пришла телеграмма. Коллектив Макинского паровозного депо выдвинул меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
Я поехал к своим избирателям.
Побывал в ауле Майбалык, откуда много лет назад ушел искать счастья мой отец. Как самого почетного и дорогого гостя встретили меня односельчане отца.
Теплая встреча ожидала и в областном центре. Я стоял на трибуне, видел тысячи лиц, и одна мысль владела мною: как отблагодарить этих незнакомых, но близких и родных людей за высокое доверие? Как передать им чувства, волнующие меня в эти минуты? Я рассказал о том, как выполнял свой воинский долг, защищая родной народ от врага, обещал, что так же старательно и честно буду выполнять и новые свои обязанности — обязанности народного избранника.
Вновь занятия в академии. От избирателей приходят десятки писем. Много сложных, порой запутанных дел пришлось разрешать по долгу депутата Верховного Совета.
Наконец учеба закончена. Командование академии предложило остаться на кафедре, но я всей душой стремился в часть и получил назначение заместителя командира полка по летной подготовке. Вместе с летчиками, прошедшими суровую школу войны, мы учили молодежь, передавали ей свой богатый опыт.
Но, видно, не прошли бесследно годы войны. Медицинская комиссия отстранила меня от полетов, и командование перевело на высшие курсы усовершенствования офицеров-штурманов в качестве начальника штаба.
И снова бой
Прошло несколько лет. В 1957 году по состоянию здоровья я был демобилизован из рядов Советской Армии.
Первый этап моей жизни пройден. Что в нем главное? Конечно, война. Фронт, парад Победы и я в первых рядах его участников в группе Героев Советского Союза. Затем — служба в оккупационной Советской армии (конечно, в своей авиационной части), учеба в Военно-воздушной академии, наконец, Краснодарская школа штурманов. И все, и я — по состоянию здоровья, ухожу в отставку. Почему? Как это могло произойти? Ведь я так любил авиацию, самолеты, окружавших меня людей — летчиков и, вообще, всю эту специфическую воздушно-авиационную среду. У меня и в мыслях не было расстаться с нею. Да, не было. И сейчас, где бы я ни был, в какой бы должности ни служил, как бы ни привязался к новому делу, авиация, самолеты в моей душе. Они так и пройдут со мной, я пронесу их в своем сердце через всю жизнь до ее конца, через все предназначенные мне этапы.
А расстался я с авиацией по очень простой, по нашим понятиям, причине — я перестал быть летчиком по состоянию здоровья. Да, да, очередная медкомиссия по состоянию здоровья, из-за перенесенного ранения, контузии
Но война кончилась, мой «ИЛ» стоял на приколе, и девушки-оружейницы не загружали ящики всесокрушающими снарядами, и мне уже не сесть в его кабину, не ощутить ласкового прикосновения к ладоням прохладной полированной поверхности ручек управления. Все это ушло, все позади. Теперь передо мной задача — избрать путь к новому этапу мирной жизни, конечно, достойный, заполненный не менее захватывающей работой, напряженной, наполненной глубоким содержанием. Чтобы я как на своем «ИЛе» в бою, в штурмовках, в воздушных схватках, мог отдавать себя всего без остатка, ставить цели и, преодолевая любые препятствия, достигать их, побеждать.
Следует сказать, что в мирную жизнь я шел не с пустыми руками, последний, послевоенный период, сознавал, что так или иначе, не сегодня, так через год, придется идти в отставку. Вообще-то строго определенный финиш службы летчика, да еще штурмовика ограничивается очень коротким возрастом. Мне уже пошел тридцать третий, плюс ранения, контузия, вынужденные посадки. Медкомиссии учитывают все. Учтя это, я заранее сумел окончить Московский строительный институт. Это и определило мой дальнейший трудовой, а в общем и весь жизненный путь.
Расставшись с авиацией военной я, по воле судьбы, все-таки, в принципе, снова оказался при ней. Правда теперь вроде как косвенно, но, вместе с тем, и довольно непосредственно. Я стал строить взлетно-посадочные полосы для самолетов, обеспечивать им жизнь полнокровную, удобную, дающим возможность беспрепятственно покорять любые пространства и время.
И вот уже перед моими глазами плывут в окне вагона мои родные степи, потом бесконечная и грандиозная цепь Улутауских гор, а около них, у самого устья широкого ущелья, покрытого вечнозеленым лесом, Фрунзе.
Теперь я еду сюда уже с семьей, у меня жена Сания, сын Марат и две дочери — Галина и Райхан.
Пробыли мы здесь недолго. Встреча с начальником Республиканского управления гражданской авиации Казахстана. Надо же было такому случиться именно здесь. Он тут же предложил мне должность своего зама по капитальному строительству. Я согласился.
Так начался второй этап моей жизни, этап, как мне казалось, совершенно мирного труда. Но так только казалось, в действительности, как выяснилось, к спокойному, размеренному, буквально мирному труду, я оказался совершенно не способным. Кстати, и само доверенное мне дело никак не позволяло следовать этим самым мирным терминам. На каких бы участках ни был занят, я не мог быть спокойным, если дело не кипело, если мы не боролись и не побеждали, какие-то, казалось, непреодолимые препятствия. А в строительном деле, которым руководил, иначе было и невозможно. Я уже достаточно хорошо освоил сложное строительное дело, и уже отлично разбирался во всех его тонкостях. И сразу, с первых дней, суровый, обстоятельный экзамен моих знаний, и не где-нибудь, а на стройке ответственного объекта — сооружение первого в республике Алма-Атинского аэродрома, его взлетно-посадочной полосы.