Пике в бессмертие
Шрифт:
Чтобы внести ясность, маршал Конев приказал послать в Прагу летчика, разобраться на месте. «Послать толкового и чтобы не сдрейфил!» — велел маршал.
144-й Гвардейский полк расположился неподалеку от Берлина, на аэродроме Финстервальде. Самолеты зачехлены, люди отдыхают. Но боевые дежурства не отменены, дежурные самолеты в боевой готовности, сигнал — и они в воздухе. И сигнал не заставил себя ждать.
Я был у своей машины, когда прибежал посыльный.
— Бегельдинов, в штаб корпуса, к генералу Рязанову.
Любой вызов к большому начальству ничего хорошего не
До штаба корпуса рукой подать.
— По вызову? — спрашивает дежурный, перед кабинетом Рязанова. — Сейчас доложу.
В кабинете сам комкор, ставший командиром нашей дивизии Донченко, пехотные полковники. Колдуют над картой.
Я доложился.
— Ага. вот он, ас наш, — вроде как представил меня полковникам генерал и мне: Подойди к карте: смотри внимательно. Это Прага, — указал он карандашом, проведя линию от аэродрома через Рудные горы в Чехословакию. — По имеющимся данным, часть чехословацкой столицы освобождена нашими войсками. Что там происходит сейчас, разобраться трудно, сведения поступают не точные и противоречивые. Есть донесение, что в городе восстание, его захватили партизаны. Твоя задача — слетать туда, разведать, разобраться что там и к чему. Весь маршрут безопасен. Воздух чист. «Мессерам», «Фоккерам» вроде взяться неоткуда, но, на всякий случай, даю прикрытие, пару «ЯКов» вашего друга Михаила Токаренко.
По последним данным, немцы где-то в противоположной от аэродрома южной стороне. Пролетишь над аэродромом, все высмотришь. Узнаешь, что там за люди, если не немцы, партизаны, должны тебя пригласить, выложат посадочное «Т». Увидишь, садись, но из кабины не вылезай. Развернешься и жди. Учуешь подозрительное, по газам и пошел.
— Ты все понял? — спросил Рязанов.
— Так точно, товарищ генерал, — козырнул я.
— Он у нас понятливый, — кивнул головой комдив Донченко. — Сделает как надо.
— Сведения нам из Праги вот как нужны, — сказал пехотный полковник. — С генералом Еременко чепуха какая-то. Узнай, там ли он.
Еще несколько напутствий комдива, и я на аэродроме. Машина заправлена, она на старте. Стрелка я не беру, зачем он нужен, если небо чистое, без «Мессеров», лишний груз и риск еще одной жизнью.
— Миша, Миша! — вызываю по радио истребителя Токаренко. — Ты как? — Все знаешь?
— Знаю. Пошли! — отвечает тот.
Весь полет через кусок Германии, через невысокий, но грозный горный перевал, занимает не больше тридцати пяти — сорока минут. Летим без приключений, никаких зениток, ни «Мессеров», и небо действительно чистое. Даже как-то не верится, непривычно.
Вот и «Злата Прага», как ее называют сами чехи. Она действительно «злата». По-весеннему яркое солнце заливает ее, отражаясь мириадами золотистых бликов, в лужах, на улицах, на мокрых крышах — ночью прошел дождь. Только где-то, действительно на южной стороне, вздымаются к небу, так знакомые на войне, багрово-алые сполохи пожарищ, да большими, черными зонтиками отрываются от земли и плывут в небе разрывы снарядов.
Быстро определяю местонахождение аэродрома. Облет, второй: на летном поле
— Михаил! Михаил! — вызываю я истребителя. Что делать? Я сажусь.
Даю разворот. И в этот момент залп пушек. Зеленоватые цепочки снарядов прошивают воздух перед носом машины. Жму на ручку управления, ухожу в сторону и вверх. Жду продолжения обстрела. Но его нет. Небо чистое.
Осматриваюсь. У аэродрома зениток нет. Стреляли откуда-то сбоку, издалека. А люди на аэродроме бегают, машут руками, приглашают.
— Миша, сажусь! Чуть чего выручай!
И сразу в наушниках истошный крик Токаренко.
— Не садись, самоубийца! Не садись! Там обман! Немцы там! — надрывается он.
Позднее Токаренко, признаваясь, скажет: «А ведь тогда, Толя, мне перед вылетом, было приказано, в случае чего, если ты попадешь в западню, самолет захватят немцы, уничтожить самолет, немцев и тебя.
— Приказ страшный, — вздохнул он. — Едва ли я бы его выполнил».
— За невыполнение боевого приказа — расстрел, — заметил тогда я.
— Ну, это уже потом, — пожал плечами Токаренко.
— Момент напряженный, — продолжаю сомневаться я. — А ну как и вправду обман? А если это немцы?
Но надо мной, вверху, с ревом носятся два наших истребителя. Это успокаивает, прибавляет уверенности. Навстречу белая ракета. Можно садиться. Я захожу на посадку. Задание нужно выполнить.
Штурмовик коснулся колесами бетона, пробежал по полосе. Я на ходу разворачиваюсь. Теперь, на всякий случай, готов для взлета. Через летное поле бегут люди. Это явно чехи, не немцы. И без оружия.
Посылаю красную ракету. Они останавливаются.
Поднимаю палец, даю понять, что подойти должен один.
Люди поняли. Переговорились. От группы отделяется худощавый высокий человек. Я сбавил газ, крикнул:
— Ты кто?
— Партизан! Чех! Партизан! — тыкал подошедший себя в грудь. — Брат! Брат!
Я спросил, как в городе?
— На Прага бош нету. Вси ушли. Вси бежали! — объяснил чех. — Мы советски брат. Приходи, вси приходи!
Про генерала Еременко он ничего не слыхал.
Чех дает знак, чтобы выключил мотор. Я не соглашаюсь. Представляюсь. Чех тоже называет имя, фамилию. Он командир партизанского подразделения. Объясняет, что стреляли по самолету какие-то немцы, из города. Их добивают, — объяснил он. — А аэродром заняли партизаны. Так что можно его использовать.
— Отдаем Вам, — сделал он приглашающий жест.
Говорить было не о чем. Задание выполнено. Я обещаю прилететь. Прощаюсь и взлетаю.
На обратном маршруте я теперь спокоен — есть возможность поглядеть вниз, на проплывающие подо мной фермы, городки. Горы, разделяющие Германию и Чехословакию, перелетаю, чуть ли не касаясь крыльями вершин. Навстречу, по перевалам, движутся колонны наших танков, с ними мотопехота.
А на аэродроме снова триумфальная встреча.
Потом обстоятельный доклад об увиденном, захваченном партизанами аэродроме, который можно и нужно занимать немедленно. Командование дает добро.