Пикник с кровью
Шрифт:
Синьора Датури с трудом поднялась, держа палку наперевес, как оружие. Чувствовалось, что разговор с Амброзио пробудил в ней давние обиды и уснувшую было ненависть, хотя всего несколько минут назад она казалась беззащитной и беспомощной.
— Мой муж говорил: префект Мори, за которым было настоящее правительство, отправлял в тюрьму тысячи преступников, конфисковывал их имущество, а когда не хватало улик, он их создавал. Всякие мафиози, бандиты знали — пощады не будет… Видите мою ногу? Знаете, кто сбил меня на дороге Пуллезе много лет назад? Я вам скажу: человек, который даже
Когда она говорила, у нее дрожали губы.
Глава 4
В ночной темноте водная гладь, мимо которой они проезжали, тревожно поблескивала. Уличные огни, яркие вывески не могли заставить Амброзио забыть недавнее волнение. Надя молча сидела рядом с ним.
— Ужасная женщина, — наконец заметила она, щурясь от огней встречных машин.
Амброзио знал, о ком она думает.
— Нужно понять ее положение.
— Она мне показалась безжалостной.
— Кое-что она нам дала. Нужно послать кого-нибудь в тратторию Милано-Сан-Феличе. Кого-нибудь наблюдательного, но чтобы не очень бросался в глаза. Наверное, Джулиани: у него вид студента. И еще вот что. Пожалуй, следует подключить к этому делу опытного журналиста.
— Зачем? — удивилась Надя.
— Мне хотелось бы, чтобы в газетах появилась душещипательная история о парне с улицы Пастренго, сыне каторжника, о его сестре, племяннике, которого зовут Авраам, как Линкольна, и у которого черная кожа. Да, я забыл еще про глаз, изуродованный каким-то подонком. Как ты думаешь, какое впечатление на читающую публику произвела бы такая статья?
— Полагаю, шокирующее. Однако какое отношение все это имеет к убийствам, которые мы расследуем?
— Самое непосредственное. Хороший репортер сумеет открыть другую сторону медали: страх одинокого затравленного юноши, который пытался спасти товарища и себя после угрожающих телефонных звонков. Понимаешь, нужно найти способ выгнать из норы того, кто распределяет пилюли девятого калибра.
— Любопытная идея, — согласилась Надя. — Как это вам пришло в голову, комиссар?
Амброзио промолчал. Машина бежала в бесконечном потоке среди моря красных огней по улице 22 Марта.
— Ну, а чем теперь заниматься мне?
Он размял в пальцах сигарету, чиркнул зажигалкой.
— Просмотришь старые газеты. Только очень внимательно и с определенным прицелом. Что ни говори, убиты трое бездельников, у которых на роже было написано: плевать мы хотели на вас, дорогие сограждане. Дорогие сограждане намотали это на ус. Не все, конечно, но некоторые. И, может быть, кто-то решил с ними разобраться. Вот такая моя версия, по крайней мере на сегодня. Не утверждаю, что она самая верная.
Они въехали во двор квестуры.
Начальник полиции ждал комиссара в своем кабинете. Амброзио со вздохом посмотрел на часы. Ему хотелось бы работать без учета своих выводов и сомнений, которые не всегда правильно понимались.
Бесила необходимость дозировать предложения и поступки, чувствовать себя под неусыпным контролем. Одно дело участвовать в конкретном событии, разбираться с преступлением за столом, после
Правда, Амброзио знал, что начальник полиции сам когда-то был в его шкуре, но сегодня ему нужно лишь одно: результат. А результатом-то пока он похвалиться и не может.
Доложив начальнику о ходе расследования и получив должную накачку, Амброзио вернулся к себе и набрал телефон своего друга репортера Валенти.
Валенти не был уже тем легкомысленным юнцом, с которым комиссар познакомился во времена легендарного дела Кодры. Он сделал карьеру, занял прочное положение в газете и, женившись, стал элегантно одеваться. Работал он много и азартно, часто печатался, и комиссар всегда с удовольствием читал его материалы. Они встретились в баре на площади Либерти.
Валенти держал под мышкой несколько газет и книг в бледно-зеленой обложке. Первое, что он сделал, увидев Амброзио, — открыл томик, показав подчеркнутую карандашом фразу: «Если бы я ослеп, больше всего меня огорчило бы то, что не смогу больше до отупения наблюдать плывущие в небе облака».
— Катастрофический писатель, — сказал Валенти, заказывая два мартини. Они сели.
— Ты увлекаешься философскими сочинениями?
— Немного. Они служат мне для заголовков. Послушай, например. — Он полистал страницы. — «Тяжелая совесть», «Нечистое смущение», «Деструктивный анализ», «Лукавый принцип»… Мощно. У тебя не создается впечатление, что криминальная хроника наших дней отличается от прежней, становится более сложной, более… коварной. При всех экспертах, которые цитируют Янга и Фрейда, при всей статистике, неизвестно откуда взятой.
— Преступление всегда одинаково, меняется способ его подачи. Послушай, я хотел бы свести тебя с парнем, который ограбил жену кондитера на вокзале Гарибальди.
— Сообщник того, которого убрали с помощью пистолета?
— Да. Я мог бы дать тебе несколько интересных деталей.
— Зачем тебе это? — спросил Валенти, трогая рукав его верблюжьей куртки.
— Я уверен, есть кто-то, кто хочет почистить город. Это пока догадка, которую некоторые твои коллеги разделяют.
— Тот, кого убили на Острове, с рукой в гипсе, имел отношение к наркотикам? Нет доказательств? Ты уверен, что нет?
— Сообщнику несколько раз звонили с угрозами, он перепуган до смерти.
— Джулио, что ты задумал?
— Парень охраняется, поэтому можешь рассказывать про его жизнь, описать дом, заставить его рассказать о грабеже на вокзале. Особенно подчеркни, почему он не чувствует себя виновным в смерти хозяина траттории. Я говорю понятно? Пиши только правду. Не упоминай, конечно, что был у него дома. Не забывай, он под домашним арестом.
— Правду, за исключением чего-то. Как всегда.
— Правду, которая взорвет нервы того, кто звонил парню. Назовешь его подростком. Отец в тюрьме, мать, которая его бросила ребенком, племянник-негритенок, сестра, продающая школьные тетради… Опиши его в постели, с гриппом.