Пикник с кровью
Шрифт:
— Неделю спустя вы были в Риме.
— В министерстве. В записной книжке есть номер телефона одного из сотрудников, которого я знаю много лет. И вообще, комиссар, в таком духе бесполезно продолжать. У вас ко мне предубеждение только потому, что я ненавижу эту… эту философию подонства, которая проникла во все щели нашей жизни, и не скрываю своих убеждений.
— Ваши алиби, как и алиби синьора Де Пальма, хрупки и обескураживающи. Есть места туманные, если не сказать темные, которые как раз припадают на дни, даже на часы преступлений. Один вопрос:
— Когда-то нравилось. В Африке у меня был «гуцци». В Аргентине — «харлей-дэвидсон». Вы представляете меня на мотоцикле сейчас, в мои годы?
— Синьор Де Пальма не моложе вас, но иногда катается. Не правда ли, Капитан?!
— Я ведь уже сказал вам, что думаю продать его, — проворчал Де Пальма, отхлебывая кофе. — Нельзя в наши годы считать себя молодым петушком. Мало ли бодрящихся старичков, которые пытаются играть в теннис, а потом замертво падают на площадке! Я еще не выжил из ума.
— Но почему вдруг такой резкий поворот к мотоциклам? — удивился Прандини.
— Есть свидетель, видевший мотоциклиста сразу же после убийства наркомана. О мотоцикле говорила синьора Бьянкарди. Не исключено, что тот, кто застрелил автослесаря и тяжело ранил его товарища, тоже воспользовался мотоциклом, чтобы скрыться с места преступления.
— Комиссар, удовлетворите мое любопытство: почему вы не захотели посмотреть книгу с записями вчера, у меня дома?
— Потому что сегодня утром мне предстояла встреча, которая должна была внести ясность в ваше алиби и алиби синьора Де Пальма.
— Вы интересный человек, комиссар, то отпускаете вожжи, то снова натягиваете. Однако, боюсь, что все это — пустое.
— Пока не могу обвинять вас, но убежден, что вы и Капитан знаете об этих убийствах больше, чем хотите признать. Я вынужден буду запросить ордер на обыск в ваших домах. Скорее всего мы проделаем напрасную работу, но она убедит меня, что следы нужно искать в другом месте. Кстати, вчера вечером мы задержали синьора Де Пальма в баре, который посещает грабитель вдовы Датури. Капитан, вы еще не рассказали синьору Прандини об этом маленьком происшествии? Я так и думал. Знаете, чем он объяснил свое присутствие на площади Аркинто? Любопытством, Любопытный человек, который, представьте себе, тренируется в тире, имеет мотоцикл с мощным мотором, который ненавидит бездельников, жуликов, наркоманов и тому подобных.
— Как и я. Хоть я и не такой любопытный, как он. Правда, дружище? — Прандини подмигнул Капитану и громко рассмеялся. Амброзио видел: следствие снова и снова заходит в ту пик. Правда ускользала от него. Может, привычка собирать всякие мелочи отдаляла его, как это часто случается, от самой сущности проблемы? Разноцветные стеклышки предположений рассыпались, перемешивались, никак не складывались в целостную картину.
Отпустив Прандини и Капитана, он вспомнил Надино замечание о цветах на стоянке у вокзала.
— Эти цветы в вазочке среди толчеи людей и машин меня поразили, я много думала о них, — сказала Надя. — Как Анжела
Он посмотрел на девушку. Взволнованная, раскрасневшаяся, она нервно комкала концы желтого шарфа, наброшенного на плечи.
— Я целую неделю наблюдала за стоянкой. Представьте положение этой женщины, комиссар. Каждый день цветы и вазочку воруют, может, бездомные, голодные бродяги. В конце концов их можно продать кому-нибудь из прохожих и выручить какие-то гроши на обед. И каждый день с маниакальным упорством она приносит новые. Не растут ли в ее душе ожесточение, ненависть ко всем людям? Не только к тем, кто убил Ринальди, но и к тем, кто оскверняет его память…
— Вполне возможно, — согласился Амброзио.
— Во всяком случае о ее характере это говорит гораздо больше, чем мы могли узнать из бесед с нею.
Они продолжали разговор в патрульной машине, пока медленно проезжали мимо остановки автобусов, идущих на Порта Тичинезе. Комиссар решил осмотреть дискотеку на Верфях, куда по субботам и воскресеньям приезжали Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто.
В дискотеке еще было малолюдно. Она напоминала конный цирк после представления. Обшарпанный пол, облезлые стены. Остро пахло ацетоном и табаком.
— Это как искать черную кошку в темной комнате, — сказал хозяин, которому они показали фотографии. — Каких подонков здесь только не бывает! — Он выразительно пожал плечами. Худенький человек с лошадиными зубами и лигурийским акцентом; тонкие усики подчеркивали оттопыренную нижнюю губу.
— И все же, — настаивал Амброзио, — эти двое, по нашим сведениям, бывали здесь каждую субботу и воскресенье. Не может быть, чтобы их никто не запомнил. Он покачал головой: только не я.
— Покажите их своим сотрудникам.
— В это время они еще не все здесь.
— Покажите тем, кто есть.
Паренек в серой форме, который толкал тележку с напитками, едва оросив взгляд на фотографии, сказал:
— Этого я видел.
— Аддамьяно?
— Это фамилия. Фамилии я не знаю. А звали его…
— Гаспаре?
— Гаспаре, да. Гаспаре. Но в последнее время он тут не бывает.
— Давно?
— Давно. По крайней мере… — он шумно высморкался, — по крайней мере пять или шесть недель.
— Больше ты его не увидишь. Он умер.
— Умер? — паренек равнодушно почесал за ухом.
— Его убили. Ты помнишь, у него еще был друг. Хлипкий такой паренек. Его звали Монашек. Альдо Торресанто.
— Монашка я знал хорошо. Однажды он подарил мне иконку Санта Риты. Хотите покажу?
Он достал из бумажника, толстого как пирожок, бумажную иконку.
— Монашек сказал, что она принесет мне счастье, он уверен. Второй, Гаспаре, сделал знак, что у него не все дома, ну, короче, что он чокнутый. Альдино обиделся. «Увидишь, соломенная башка, кто был прав. Санта Рита делает невозможное». Гаспаре засмеялся и толкнул его под бок.