Пикты. Таинственные воины древней Шотландии
Шрифт:
44. Плита с крестом. Фаулис-Вестер, Пертшир. Песчаник. Высота около 155 см. По сторонам креста расположены фигуры святых Павла и Антония, знаменитых отшельников (или, во всяком случае, две сидящие фигуры). Фигура слева изображена на фоне леса с символическими деревьями. Гротескные сцены в верхней части плиты, видимо, напоминают нам о библейском Ионе и о том, как его выплюнул кит.
45. Плита с крестом. Сент-Видженс 7, Энгус. Песчаник. Высота около 1, 65 м. Музей Сент-Видженса. На пересечении перекладин креста расположен центральный медальон с насыщенным орнаментом (как и на камне из двора пасторского дома в Глэмисе). Иконография камня напоминает камень из Фаулис-Вестер, но вдобавок к святым Павлу и Антонию здесь есть любопытное изображение языческих обрядов: поклонение быку или жертвоприношение и
На фронтоне плиты в Нигге показана сцена, предшествующая разделу хлеба (фото 61). С неба спускается ворон с целым хлебом, и святые преклоняют колена под финиковой пальмой, благодаря Бога за это чудо. Ворон кладет хлеб на дискос, поскольку здесь, как и в некоторых ирландских изображениях этого сюжета, сам хлеб и его последующее преломление понимается в литургическом смысле. Собакообразные существа по обеим сторона дискоса, судя по всему, — два льва, которые помогали святому Антонию похоронить святого Павла.
Маловероятно, что у пиктских художников был доступ к каким-то изображениям святых Павла и Антония, которые были недоступны ирландским и нортумбрийским скульпторам, и мы можем полагать, что их более полное отображение стало возможным благодаря тому, что у пиктских скульпторов было больше места и их больше интересовал показ сцен с фигурами.
В своем обзоре христианской иконографии на памятниках классов II и III я оставила до самого последнего момента рассмотрение весьма интересной и значительной иконографии Давида. Изображения Давида фигурируют на очень важной группе связанных между собой памятников, которые здесь уже отчасти рассматривались, а именно: на саркофаге из Сент-Эндрюса и на плитах из Нигга и у дороги в Аберлемно (фото 59, 61, 62). Эти и менее важные связанные с ними монументы, очевидно, были созданы под влиянием новых течений, которые легче всего определить, если проанализировать одновременно их стиль и иконографию.
Саркофаг из Сент-Эндрюса — одна из наиболее амбициозных из множества исторически связанных между собой попыток возродить художественную форму саркофага, таких, как ранний мерсийский крытый надгробный памятник в Уирксуорте (Дербишир), Джедбургская усыпальница и усыпальница школы Святого Леонарда. Традиция небольших резных ларцов, из которых до нас дошел только ларец Фрэнкса, также, несомненно, сыграла свою роль.
Декор различных секций на саркофаге из Сент-Эндрюса заставляет предполагать, что это оригинальная местная попытка, которая должна была соответствовать общему замыслу античного саркофага — но не более того. По сути дела, это коробка, состоящая из отдельных частей вертикальной плиты с крестом. Окруженные рамками, самодостаточные сцены с фигурами можно сравнить с плитой из Хилтон-оф-Кадболл. Главная фигура на плите с крестом — сам крест — появляется на одном из концов саркофага (фото 64). В орнаментации лежащих плит в Мигле мы видим точно такой же отклик художников на новую форму памятника (фото 46). Знакомые элементы с вертикальной плиты просто накладываются на новую форму.
46. Мигл 26, Пертшир. Песчаник. Длина около 1, 5 м. Музей министерства общественных работ, Мигл. Деталь опрокинутой надгробной плиты. Плита украшена резьбой сверху, на двух длинных и двух коротких сторонах. Показанная здесь центральная группа в процессии всадников изображена весьма детально: они едут один за другим, а один всадник, поменьше, как будто уже уехал куда-то вдаль. Этот живой и зрелищный эффект показывает, что скульптор в полной мере использовал эстетические возможности скульптуры в низком рельефе.
До сих пор считалось, что для панели с фигурами источником послужил какой-то переносной предмет, например резьба по слоновой кости определенно восточного стиля. Среди доводов в пользу восточного характера этого образца Э. Керл приводит «ассирийских» львов и животных, запутавшихся в дереве. Львы из Сент-Эндрюса действительно отличаются от собакообразных зверей из Евангелия из Дарроу и мощного натуралистичного льва на странице святого Марка в Евангелии из Линдисфарна, однако они не относятся к какому-то новому, невиданному доселе типу. Это такие же стоящие на задних лапах, рычащие, короткомордые львы, как и львы на странице святого Марка в Евангелиях из Личфилда и Эхтернаха (рис. 36). То есть это тип, изначально бытовавший в ирландско-англосаксонской книжной иллюстрации.
Э. Керл приводит панель с коптского ларца в качестве аналогии мотива дерева, среди ветвей которого бегают звери на саркофаге. Столь же близкую аналогию можно найти также и на ларце Фрэнкса — двое мужчин, вооруженных копьями, входят в рощицу, преследуя волка; там они видят Ромула и Рема, которых кормит
Представляется, что следует оторвать саркофаг из Сент-Эндрюса от неопределенного нортумбрийского контекста и ассоциировать его полностью с художественным развитием, центром которого в последней четверти VIII века являлась Мерсия. Своеобразная зигзагообразная драпировка Давида из Сент-Эндрюса находит свои близкие параллели во фрагментарной фигуре на древке креста из Реклювера, которая представляет собой английский ответ на каролингские влияния в период господства Мерсии. Ангел из Бридона, благословляющий по-гречески, является наиболее поразительной аналогией фигуре Давида с саркофага, с драпировкой, пола которой с полностью пластически трактованными параллельными складками и толстым извивающимся рубчиком лежит у него на руке. Помимо одежды, общие пропорции, округлое лицо, тяжелые локоны и полные, мощные руки ангела очень напоминают Давида из Сент-Эндрюса.
Эти стилистические параллели становятся более значительными, когда мы обратимся к другой важной проблеме: как иконография Давида проникла в страну пиктов (рис. 37). Обсуждая изображения Давида, Э. Керл упоминает о раннехристианских сценах с участием Давида и о высококачественных византийских работах, таких, например, как серебряные блюда с Кипра. Никакой убедительной связи между этими восточными изображениями Давида и пиктами не показано. Однако изображения Давида впервые появляются в Британии еще в рукописи Кассиодора из Дарэма [65] , где показаны отдельные фигуры сидящего псалмопевца и стоящего воина, вооруженного копьем и диском. Затем эта традиция быстро распространяется: мы видим Давида в Кентерберийской псалтыри, которая стилистически близка к ангелу из Бридона. Она была создана в Кентербери или в Личфилде и должна считаться характерным продуктом культуры Мерсии. Фигура Давида, играющего на арфе, на целиком заполненной иллюстрацией странице — с его уверенной пластикой, зигзагообразной складчатой драпировкой, классичностью и натурализмом — очень напоминает Давида из Сент-Эндрюса. Первое изображение Давида, разрывающего пасть льву, в искусстве Британских островов появляется в Кентерберийской псалтыри, и, хотя лев и не стоит на задних лапах, фигура Давида выпрямлена, как и в Сент-Эндрюсе: он не стоит на коленях на спине льва, как в византийских изображениях.
65
Речь идет о рукописи «Комментариев на псалмы» Кассиодора, которая была создана в первой половине VIII века в одном из монастырей Нортумбрии. В ней есть два изображения Давида. Установлено, что создатель этой рукописи принимал участие в оформлении одной из древнейших англосаксонских рукописей произведений Беды, хранящейся в Санкт-Петербурге.
Судя по всему, иконография Давида распространялась из Сент-Эндрюса на север. Один такой фрагмент сохранился в Элджине, однако основной дошедший до нас памятник с изображением Давида — это камень из Нигга. На этом камне мы находим два дополнительных изображения Давида, арфу и человека с кимвалом (оба пришли из 150-го псалма). Этот интерес к Давиду на севере как к музыканту может оправдать предположение, согласно которому скульптор из Хилтоноф-Кадболл эклектически использует иконографию Давида в своей версии охотничьей сцены. Здесь мы видим интересную деталь: в верхнем правом углу показаны два стоящих трубача. Они уходят в глубину и расположены один за другим. В Кентерберийской псалтыри на покрывающей всю страницу иллюстрации Давид окружен танцовщиками и музыкантами. Внизу слева и справа — пары музыкантов, также уходящих в глубину и расположенных один перед другим. Музыканты играют на поднятых трубах. Эти музыканты являются убедительной параллелью к трубачам из Хилтон-оф-Кадболл, и, что еще важнее, мы находим их именно в искусстве Британских островов и почти одновременно с пиктскими изображениями. Поэтому они являются более вероятной аналогией, чем персидские наскальные изображения, о которых упоминает Э. Керл (рис. 38). Что же касается фигуры всадницы, то наиболее яркой параллелью, видимо, является галльская Эпона, а охотящийся Ипполит на римском саркофаге с юга Франции очень напоминает пиктскую сцену охоты.