Пилот особого назначения
Шрифт:
— Как бы мне с этим вашим Этьеном поговорить? А, Чарли?
— Если только запасешься столом для спиритического сеанса. Этьена грохнула «Эрмандада». Кажется в сентябре.
— Это точно все?
— Точно. Кроме того, что я рассказывал перед гонками. Насчет того, что чужаков видели в системе Моргенштерн. Слушай, а что это за корабли такие, а?
— Вопросы здесь задаю я! — С наслаждением отрезал ваш верный рассказчик. — Эх, Чарли, зачем только я тогда тебе заплатил?
— А ты как хотел? Я свою жизнь оцениваю сильно дороже вонючих десяти хрустов!
— Не поспорить… Ладно. Бывай. Замолвлю за тебя словечко. Заработал.
Небраску увели, а мы со Степашиным доложились Иванову. В том духе, что Блад, похоже, свихнулся на религиозной почве, а Небраска раскололся.
— Альцион… Береника… — пожевал губами уполномоченный. — Негусто. Жаль. Но вы молодцом! Оба. Ступайте отдыхать. Лев, рапорт, так и быть, подождет завтрашнего вечера. Альцион… Надо проверять! Всё, ступайте. Здесь без вас есть кому распорядиться.
И мы удалились.
Когда я проснулся на «Дзуйхо» (первое полноценное общение с подушкой с начала всей этой безумной свистопляски, между прочим!) меня нашла Александра и сообщила, что некая Фэйри Вильсон выхватила из бедренной кобуры одного осназовца пистолет и разрядила его себе в рот.
Слава тебе, Господи, что я не видел, как красивая голова Фэйри разлетается на куски, покорная безжалостной воле девятимиллиметрового тропфен-кугеля.
Я не стал даже выяснять, что будет с остальными, потому что какая теперь разница!
Глава 3
Эскадрилья Особого Назначения
Декабрь, 2621 г.
Космодром Новогеоргиевск.
Планета Грозный, система Секунда, Синапский пояс.
C большим размахом прошли юбилейные мероприятия в связи с годовщиной учреждения Совета Директоров. В деловых кругах с удивлением отметили отсутствие на празднике директора тяжелой и специальной промышленности, товарища Растова. Если вспомнить, что Растов отказался и от публичного торжества по поводу собственного пятидесятилетия в прошлом марте, а также и от участия в официальных мероприятиях на Дне Столицы, закономерно встает вопрос: собирается ли товарищ директор продолжать политическую карьеру, или вознамерился уйти на заслуженный покой?
Газета «Деловая Москва»
До сих пор не представляю, кем был товарищ Иванов. То есть теперь я узнал и как его зовут, и воинское звание, только ерунда это все. Масштаба фигуры, которая находилась рядом, не постичь. Да и сегодня в этом отношении мало что изменилось.
Он был очень тяжелый, неприятный человек. Простое пребывание в одном помещении с ним здорово выматывало, будто кирпичи таскаешь. Но он был человек. Много встречал сильных людей, да только рядом с товарищем уполномоченным все они — как электромобиль рядом с истребителем.
Нас он не щадил. Подчиненные
Когда мы вернулись на Грозный, не успел изрубленный «Левиафан» встать в орбитальный док на ремонт, товарищ Иванов сделал нам ручкой, пересел на «Кирасир» и куда-то усвистал. Даже не позавтракал, я уж не говорю о койке. А о ней во всю ширь своих душ мечтали парни куда моложе и крепче физически.
«Дзуйхо» маневрировал по высокой орбите, наматывая прицельные витки, а его высокопревосходительство зашел к нам в трапезную, о чем-то посекретничать с Александрой. Он был опять в костюме и надраенных старомодных ботинках, выбритый, прямой и годный к употреблению.
— Товарищ Иванов! — Позвал его Степашин, откладывая вилку с изрядным куском омлета. — А что же покушать? Давайте к нам!
— Некогда, Лев! — Отмахнулся тот. — Время не ждет — на фрегате позавтракаю.
И убежал, если его манеру перемещаться можно назвать столь громким термином.
— Он вообще когда-нибудь спит? Ест? — Спросил боец осназа Щедролосев, который, не чинясь, сидел за командирским столом в офицерской столовой.
— Было дело… пару раз, — рассеянно отозвалась подошедшая Александра.
— Куда его понесло? — спросил Сантуш.
— Да, в самом деле, куда? «Левиафан» захватили, пиратов угомонили, все круто! — Поддержал Ревенко.
Александра ответила в том духе, чтобы мы кушали, отдыхали и набирались сил. За нас уже подумали — как-то так.
Два дня мы потратили на душеполезное дело. Пилили орбиту и атмосферу обтекателями наших «Горынычей», слётывая звенья и группу в целом.
Много наработаешь за два дня? Да, блин, «девочкины слезки», как говорила Алиса в Стране Чудес (безумную книжку эту, которую в России не переиздавали лет триста, я мусолил как-то пару дней на борту «Левиафана»). С другой стороны: «Маршировать лучше, чем разлагаться» — так говорил классик армейского летописания.
Кадры подобрались опытные, так что результаты не очень печалили. Налет часов, в том числе боевой, у всех был на уровне, да и «Горыныч» осваивать с нуля пришлось одному Сантушу.
Таким образом, я стал ведущим своего старшего товарища. Ревенко, наш летный командир, получил в ведомые Настасьина, а Кутайсов — Сеню Разуваева.
Между учебой мы болтали. Все — устало, а я — радостно. Потому что родной РОК-14, родная флотская казарма и родная флотская форма наполнили жизнь смыслом, а вашего неумелого повествователя — энергией.
После всего!
Друзья мои!
После суда военного трибунала! После унизительного для кадрового истребителя (пусть и недоделанного) прозябания в концерне «Дитерхази и Родригес»! После пыточного подвала «Эрмандады»! После постыдной работы на пиратов! С волчьим билетом!
Я!
Безобразная скотина!
Носил лейтенантские звезды (хоть и фуфлыжные), а меня носил наш русский военный флуггер! В то время как страницы моего личного дела носили запись: «От боевой службы отстранен пожизненно».